Читаем Токио. Станция Уэно полностью

Возле стадиона имени Масаоки Сики жужжит газонокосилка.

Ветер задувал со всех сторон, заставляя шелестеть листву на деревьях. За ними виднелись палатки бездомных. Они скрывались за оградой зеленого цвета, части ее, сделанные из решетки, замотаны брезентом. На брезенте были изображения – облака, плывущие по синему небу, летящие чайки, два дерева на холме, двухэтажный домик с красной крышей и дымовой трубой, бегущие наперегонки к дому две собаки – одна белая, другая с пятнышками. И при этом ни одного человека.

Воробьи, сидевшие на фонаре, уже разлетелись. Я навеки застрял в сегодняшнем дне, и, кем бы я ни был в итоге, мне ужасно хотелось встретиться взглядом хоть с кем-нибудь, пусть даже не с человеком, а с птичкой…

Прямо под фонарем лежал джутовый мешок, рядом с ним – кучка опавших листьев. Осталось лишь смести их в совок и вытряхнуть в мешок, но я не вижу ни метелки, ни совка, ни единой души, никого, никого, никого…

Нет, здесь все-таки кто-то есть. По краям круглой площади стояли три каменные скамьи, и по форме, и по величине больше напоминавшие саркофаги, а на одной из них лежал лицом вверх лысеющий мужчина. Он был одет в фиолетовый свитшот и бежевые брюки, скамейку под собой застелил газетой, а сверху накрылся зеленым джемпером. Руки, сплетенные в замок, покоились на его животе, ноги в черных ботинках аккуратно прижаты друг к другу, точно связанные веревкой. Лицо неподвижно – не дернутся ни веко, ни кадык, ни губы. Дыхания тоже не слышно – быть может, он уже мертв? Даже если так, то прошло совсем немного времени…

У ног мужчины стоит полупрозрачный девяностолитровый пакет для мусора, набитый алюминиевыми банками. Штук триста, не меньше, а это шестьсот иен. На эти деньги можно и в баню сходить или душ принять в манга-кафе[74] или интернет-клубе, можно поесть горячего риса с говядиной в «Ёсиноя» или выпить где-нибудь кофе.

Правда, просто так у вас эти банки никто не примет. Каждую нужно расплющить молотком. Зимой руки при этом коченели, даже если надеть рабочие перчатки, а летом одежда пропитывалась отвратительными запахами остатков сока и энергетических напитков из банок.

Одет мужчина был настолько прилично, что обычный человек и не догадался бы, что он живет на улице. Но для меня, в свое время профессионально занимавшегося сбором банок, было очевидно, что спавший мертвым сном на каменной скамейке был бездомным.

Сигэ тоже всегда следил за собой.

Когда же это было – кажется, зимой, стояли холода – толкая перед собой велосипед, я возвращался в палаточный городок после того, как целый день собирал банки и старые журналы, и тут Сигэ, сроду не пивший, пригласил меня к себе пропустить по стаканчику.

Я открыл дверь из фанеры, внизу которой была вырезан проход для кота, снял ботинки и, извинившись за вторжение, прошел внутрь. В чужой палатке я оказался впервые.

– Тесновато у меня тут, ну да ничего, проходи, – с не свойственным ему смущением произнес Сигэ, поглаживая своего любимца Эмиля по голове и спине. Кажется, он тоже впервые принимал кого-то у себя. Эмиль блаженствовал – хвост трубой, да еще и громко мурлыкал.

На стене висели часы, узкое длинное зеркало и даже календарь с красными и синими кружками и пометками – сразу понятно, что Сигэ – человек пунктуальный, раньше, наверное, работал в какой-нибудь администрации или школе.

– Похолодало что-то, так что давай по тепленькому, – сказал Сигэ, ставя на газовую плитку кастрюлю и наполняя ее водой из пластиковой бутылки. Потом он поставил туда две банки саке «One Cup Ozeki»[75].

Полка была забита книгами, которые он подобрал на улице. Из-за того, что в палатке было темно – свет исходил лишь от фонаря, висевшего под потолком, я не смог прочитать их названий. Впрочем, они все равно вряд ли бы мне о чем-то сказали.

– Прости, из закуски только это. – Сигэ высыпал на тарелку арахис и сушеных каракатиц. – Говорят, что котам нельзя давать сушеных каракатиц – откажут лапки, и это не просто суеверие, – добавил он, обращаясь к Эмилю, который терся о край столика. – В морепродуктах, таких как кальмары или моллюски, содержится энзим, расщепляющий витамин В1, поэтому, если есть их в больших количествах, может возникнуть дефицит витамина В1 и вследствие этого развиться нарушение координации движения. При нагревании этот энзим перестает действовать, но каракатица, ко всему прочему, впитывает воду в желудке и набухает, увеличиваясь в десять раз, так что ее трудно переварить. Она может вызывать рвоту, резкое вздутие живота и желудочные боли. А тебе, Эмиль, я дам кое-что по-настоящему вкусное, – закончил Сигэ, доставая из висевшей под потолком продуктовой корзинки сухой корм и баночку консервов из тунца. Не успел он открыть их и перемешать, как кот тут же набросился на еду.

– Гляди, с каким аппетитом лижет. От одного этого зрелища уже чувствуешь себя сытым. Эмиль у нас в доме главный. Как появляются деньги, я перво-наперво покупаю корм для него, а уж потом на оставшиеся беру что-нибудь и себе. Двум людям в этой палатке было бы тесно, зато для человека с котом она в самый раз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза