Толедские виллы

Дионисия умолкла. Сочувственные слезы дам и похвалы мужчин были ей наградой за повесть; одни дивились ее злоключениям, другие восхищались умом и изяществом, с какими она сумела связать воедино столь необычайные похождения, превознося ее богатую память и уменье так складно расположить то, что в разное время она испытала сама и слышала от других лиц, выступающих в ее рассказе. Разговорам этим положил конец дон Хуан, пригласив всех к хрустально-прозрачному, обширному пруду, посреди которого был искусственный островок, украшенный всевозможными цветами и зеленью и уставленный большими столами для гостей. На островок прошли по подъемному мосту с перилами, увитыми миртовыми ветвями, затем мост был поднят, и общество оказалось отрезанным от суши.

Гости с любопытством ждали, как же это им будут подавать кушанья, — островок был со всех сторон одинаково удален от земли, и казалось, слуги могут только приплыть по воде, если не прилететь. Однако пока дон Алехо говорил, что это будет «первый ужин на плаву за всю его жизнь», вдруг зазвучали разнообразные военные инструменты, и с четырех концов хрустального пруда, прямо по воде поплыли к островку четыре поставца в виде пирамид из агата, порфира и мрамора, покрывавших деревянный остов, основательно законопаченный и просмоленный, чтобы вода не могла забраться в его нутро. Красиво держа строй, они подплыли, стали на причал каждый у своего угла и внезапно начали стрелять снопами потешных огней, которые, не причиняя вреда зрителям, усеяли тут же угасавшими кометами блестящую поверхность самой беспокойной стихии; а когда огни угасли, трескучую музыку сменила умиротворяющая, и, охваченные пламенем, обрушились вершины четырех пирамид, открыв взорам поставцы; на ступенях первого красовалась богатая посуда, изящные салфетки, полотенца, вазы, безделушки и прочие принадлежности, услаждающие прихотливых лакомок; на втором стояли блюда со всевозможными яствами и приправами, чтобы вкусно накормить гостей; на третьем был десерт — фрукты и варенья всех сортов, лакомые изделия толедских монахинь, которые в этом, как и в благоразумии, красоте и добродетели, превосходят всех инокинь в мире. И наконец, последний был уставлен кубками искуснейшей работы и разнообразнейшего материала — как на столах Агафокла[124], глина и стекло дерзали здесь соперничать с серебром и хрусталем. Меж них возвышались обложенные снегом фляги: одни с дионисовой влагой, которая в окрестностях Толедо не уступает фалернским и соррентинским винам, воспетым у Марциала, другие с коричной водой, прочие с нектаром Тахо, утоляющим жажду и освежающим красоту. На всех поставцах горели многосвечные фонари, чьи огни, упрятанные в стеклянные тюрьмы, насмехались над ветром, дувшим изо всех сил. Причалив к берегу, каждое из этих сооружений выбросило сходни, усыпанные травою и розами; по ним, ко всеобщему восторгу и удивлению, сошли статные пажи и слуги, неся первую перемену, и пир начался.

Три часа длился он, уснащаемый всем, что есть лучшего в еде, музыке, стихах, изречениях, остротах, а когда пришел ему конец и столы вместе с остатками обеда были убраны, четыре пирамиды снова закрылись и снова загремели залпы, но теперь, в отличие от прошлого раза, каждый залп выбрасывал в третью стихию тысячи крошечных пташек, дамам — букеты, волнам — рыбок, и удивительные поставцы поплыли, плеща по воде, каждый в ту сторону, откуда появился. На островке остались только веселые и довольные гости. Тут неведомо кто надел венец на Исабелу, сделав ее законной преемницей дона Хуана и королевой следующей виллы; все принесли новой повелительнице поздравления, а дону Хуану благодарности. Вместо ужина завязалась возвышенная и остроумная беседа. А там на почтовых примчался сон; чтобы его достойно встретить, был опущен мост, все вернулись на сушу и поспешили в его объятья на мягкие и свежие постели; там, в его обществе, их застала заря дня, следующего за тем, когда дон Хуан и Лисида так прекрасно справились со своим «гребнем.

Четвертая вилла

Подражая нимфе-лавру, Аврора спасалась бегством от дерзкого солнца, которое с улыбкой гналось за нею по хрустальным лугам востока, не столько чтобы настигнуть беглянку, сколько чтобы напиться жемчужными каплями расточаемого ею пота, когда равная ей красою Исабела, королева этого дня, разбудив своих однодневных подданных, предложила им сесть в кареты и отправиться на виллу, назначенную ей во владение. День был праздничный, и дабы Исполнить христианский долг, королева, прежде чем доставить гостей в сей приют веселья, повезла их к красивой новой часовне, которую выстроил у въезда в виллу благочестивый и знатный ее владелец; там они прослушали мессу и провели в молитвах часть утра. Поэтому, когда прибыли на виллу, королева нашла, что уже слишком поздно и до обеда они не успеют посмотреть комедию, которую она приготовила; с согласия всех, представление решили отложить на послеобеденное время, а в оставшиеся до полудня часы развлечься музыкой и танцами.