— Когда, говоришь, ты к жене Ушеренко собираешься?
— Сегодня…
— Не ходи! Нельзя тебе одному к ним. Не то говорить будешь, не так… Встану я завтра, и сходим вместе. Согласен?
— Не доверяешь? — обиделся Алексей.
— Глупости! — Симаков с укором взглянул на него. — Не в доверии дело, в людях: куда тебе к ним сейчас, такому издерганному, взвинченному? — И посоветовал: — Сходи-ка ты лучше в театр: новые впечатления, разрядка… Ты — капитан, Алексей Александрович, по тебе вся команда равняется, и забывать об этом нельзя.
Симаков прав: надо уйти с судна, хоть несколько часов не думать о нем, заняться чем-то другим. Может, в интерклуб? Зайти в буфет, посидеть за кружкой пива… Нет, не тянет. Лучше к Глотовым: и Степанида Даниловна, наверное, давно уже дома, и Глорочку очень хочется повидать. «Как-то встретит сейчас она меня?»
Маркевич прошел к себе, переоделся, вызвал старшего помощника.
— Я вынужден отлучиться. Останетесь старшим на судне.
Ефим Борисович выслушал распоряжение, как обычно, не поднимая глаз, с каменно-безразличным лицом. Странно, но после недавнего разговора с парторгом это безразличие старпома почему-то не задело Алексея.
— Возможно сегодня не вернусь. Останетесь на пароходе до утра.
Под левым глазом Ефима Борисовича часто-часто задергался маленький мускул, лицо покраснело, губы сжались. Однако ответил он коротко и бесстрастно:
— Слушаюсь, товарищ капитан. Разрешите идти?
— Идите.
Ушел, а Маркевичу стало почти жалко его: думал, конечно, попасть сегодня домой, рвался к дочери, и вот — сиди. Не отпустить ли?
Может, и отпустил бы, если б не деланное это безразличие, за которым скрывается непреходящая неприязнь к бывшему матросу…
Шел по территории порта, к воротам, старался не думать о судовых делах, а мысли все об одном и том же. Симаков прав, с Носиковым, пожалуй, работать можно, только надо принимать его таким, какой он есть. Пожестче, покруче спрашивать, как со старшего помощника. Небось, партийное собрание подействовало: сам теперь на учебных тревогах поворачивается любо-дорого, матросов подтягивает, молодых учит. И работает, как надо — ничего не скажешь, старпом! Надо будет завтра же начать ремонт на корме. Все вычистить после пожара, все перекрасить. А сегодня узнать у Василия Васильевича, куда пошлют в следующий рейс…
Алексей фыркнул, вдруг вспомнив Дика Уиллера. Как это он говорил? «Вы, русские, не умеете жить для себя, вы круглые сутки живете только своей работой…» Философ! А как еще прикажешь нам жить? Нет, дорогой мой Дик, что бы со сной ни случилось сегодня, я все равно буду думать о судне…
Только вышел за ворота порта — и сразу остановился, чуть подался назад: Муся! Рядом, поддерживая ее под руку, широко шагает немолодой, грузный мужчина во флотском кителе и в фуражке без «краба». Вид у него такой самодовольный, что, кажется, не замечает ничего вокруг. За ними парнишка лет двенадцати тащит по мостовой двухколесную тележку, нагруженную чемоданами и узлами. «Куда это они? — подумал Маркевич. — Не на вокзал ли? Конечно, к пристани, на переправу. Значит, уезжает…»
Он проводил их долгим, не лишенным иронического любопытства взглядом. Виктор Самохин, стало быть, получил отставку. Этого и следовало ожидать: что, кроме своей молодости, может он ей дать? Дамочка решила пристроиться поосновательнее, и, как видно, мордастый спутник устраивает ее наилучшим образом. Тем лучше: наконец-то оставит Глорочку в покое! Мысль о дочери вызвала горячее желание как можно скорее увидеть ее. «Только дома ли Глора? Она же учится во вторую смену, — вспомнил Алексей. И решил: — Пойду в театр. Благо спектакли заканчивается теперь рано. В десять часов буду у Глотовых».
Он пересек площадь, потом прилегающий к ней сквер и направился к близкому уже театру.
У подъезда было необыкновенно многолюдно и шумно. Каждого вновь приходящего встречало сразу по нескольку человек:
— Нет ли билетика?
— Может лишний есть?
— Уступите!
Маркевич начал было пробираться к кассе, но через головы стоящих впереди увидел над окошечком лист картона с надписью наискось: «На сегодня все билеты проданы».
Вот тебе и развлекся… Настроение сразу упало. Куда деваться до десяти?.. Побрел назад, к скверу, и тут же услышал мелодичный женский голос:
— Простите, товарищ, вам нужен билет?
— Да, — машинально ответил Алексей. — У вас лишний?
Красивая молодая шатенка с газами необыкновенной синевы смущенно улыбнулась.
— Скоро начало, а подруги все нет и нет. Могу уступить…
— Большое спасибо! — И, расплатившись, Алексей заторопился ко входу.
Место его оказалось в шестом ряду, в партере. Зрители уже заходили в зал, но соседнее кресло не было занято, и Маркевич с удивившим его самого нетерпением посмотрел в сторону двери: где же она, синеглазая благодетельница? И, когда одновременно третьим звонком, в дверях показалась шатенка, он почти обрадовался ей.