Маркевич не стал требовать у отдела кадров замены старшему механику — обойдемся. Не велел ничего трогать у него в каюте, все как было, пусть так и будет, словно здесь он по-прежнему с нами, сейчас придет. За обедами и за ужинами в кают-компании никто не смел садиться на место стармеха, и прибор для него дневальный всякий раз ставил так, что — вот-вот Никанорыч явится после вахты. Это, может быть, и смешно, и наивно — ну так что ж. Зато, если вернется, — а он обязательно должен вернуться, будет так, точно вовсе и не разлучались мы ни на один день!
А пока тяжело…
И эти проклятые льды Северодвинского бара! Лучше не смотреть на них. Маркевич все чаще стал пропадать у себя в каюте…
В один из дымчатых от жгучего мороза дней в каюту к нему ввалились седые от инея гости из Архангельска.
— Не ждал, капитан? — Глотов начал развязывать тесемки ушанки под подбородком. — А мы явились. Прикажи чаю погорячее. Знакомься — уполномоченный Государственного Комитета Обороны Иван Дмитриевич Папанин!
Возле двери, отряхивая снег с валенок, топтался знаменитый полярник.
До этой встречи Маркевич не был знаком с Папаниным, хотя и слышал о нем, как все северяне, очень и очень много. У моряков и полярников он пользовался особой любовью и авторитетом, и в первую очередь за свою поистине неистощимую энергию, за способность страстно и горячо смешиваться в любое дело, где нужны смелые, подчас рискованные решения, за свой кипучий организаторский талант. Считалось, что Иван Дмитриевич может сделать все что угодно. Естественно, что и уполномоченным Государственного Комитета Обороны Контр-адмирал Папанин стал именно здесь, на севере, где из союзных стран шел основной грузопоток.
Но даже популярность знаменитого полярника, широчайшие полномочия его не внушали сейчас Маркевичу особых надежд. Алексей так и сказал Глотову, когда контр-адмирал отправился осматривать груз, и они ненадолго остались одни:
— Что он может сделать? Растопить лед на Двине? На себе танки на Бакарицу перетащить? Если б сюда ледоколов парочку подбросить, таких, как хотя бы «Красин». — Другой коленкор, а так…
Глотов посмотрел на него с непонятным, как будто ироническим выражением в темно-карих глазах и отделался своей любимой фразой:
— Сие не разъяснено. Поживем — увидим…
Больше он не захотел возвращаться к этому вопросу. Ушел в свои мысли, а о чем — поди догадайся.
И Маркевич понял, что Василь, по каким-то причинам не хочет касаться темы, волнующей их обоих. С тем большим нетерпением ожидал он прихода Папанина: не скажет ли, не придумает ли выход?
Однако контр-адмирал задержался, Василий Васильевич начал нервничать, поглядывать на часы, чувствовалось, что вмерзшие в лед транспорты с оборонным грузом не дают и ему покоя.
Наконец, вскочил со стула, начал широкими шагами мерить каюту из угла в угол.
— Решительные, кардинальные меры нужны. Иначе на кой же черт гоним мы сюда этот груз? Главное — танки режут. Не будь их, для всех остальных грузов проводки двух транспортов в сутки вполне достаточно. А ради этих «матильд» приходится жертвовать всем.
— Я слышал, сюда железную дорогу ведут…
— Ведут! — поморщился Глотов. — «Улита едет, когда-то будет…» Не так-то просто проложить железку по нашим болотам, Алексей. Да бог, до весны с одной только насыпью управиться. — И опять с тяжелой озабоченностью, с горечью повторил:
— А дело не ждет…
Редко видел Маркевич своего друга в таком состоянии. Тем удивительнее показалось радостное оживление, с каким вошел, наконец, Папанин в каюту. Красное от мороза лицо его сияло, короткие пальцы нетерпеливо двигались, расстегивая реглан, глаза светились таким азартом, что Глотов сразу догадался — придумал! — и подмигнул Маркевичу: «Слушай внимательно!»
Иван Дмитриевич зябко передернул широкими плечами, спросил, усаживаясь за стол:
— Что, браточки, носы повесили? Рано! Пусть Гитлер вешает, ему это в самый раз, а нас дела ждут. Как у тебя большегрудая лебедка, капитан? Сможешь к утру отрастить?
— Можно и раньше.
— Дело! Так вот, Василий Васильевич, заупокойную отставить. Завтра у меня эти штучки бронированные, как лягушки, на Бакарицу запрыгают. Задача «Ленину»: проводить только те транспорта, на которых нет танков. — И к Алексею: — Ты сможешь временно моих ребят приютить? Человек тридцать — сорок? Учти, и кормить придется. Не бойся, не бойся, — рассмеялся адмирал, — продуктов подброшу не все же такие жадины, как ты, начальство прибыло, а он стопку спирта с мороза. Нету, говоришь? Придется подбросить. Давай, если так, хоть чаю, да только погорячее: все нутро у меня превратилось в ледышку. Эх, а спиртику бы сейчас по глотку — в самый раз…