– А мне бы хотелось, чтобы ты осталась, – сказал Генри и, протянув руку со своего логова на ковре, схватил меня за лодыжку.
– Вот как?
– Вот так.
На ужин мы ели кролика, которого Лохлан подстрелил днем ранее, сам же освежевал и разделал.
– Лучше, если дать ему отвисеться пару недель, – разглагольствовал старик с набитым ртом, при этом накалывая на вилку следующий кусок темного мяса.
– Очень вкусно, – похвалила Кристиана, при этом едва притронулась к своей порции. – Ты кудесник.
Она разреза́ла свою порцию мяса на множество маленьких кусочков и после тщательного пережевывания каждого обильно запивала красным вином. Пили они с Лохланом много. Когда мясо было съедено, пустовали четыре бутылки, хотя мы с Генри выпили всего по бокалу.
– Большое спасибо, – поблагодарила я, забирая у всех тарелки и смахивая холодные объедки в одну.
Я уже приступила к мытью посуды, когда Кристиана вмешалась.
– Не надо этого, завтра придет уборщица.
– Да мне не сложно.
– Пойдем покурим, – предложил Генри.
И мы оставили стариков допивать вино.
Генри повел меня по саду в самый конец к ограде. За осыпающейся кирпичной стеной сразу начинался крутой спуск. Генри одним движением подтянулся на ограду и, усевшись как Питер Пен, закинув ногу на ногу, закурил. Я залезла по выступам в стене и примостилась рядом. Он передал мне сигарету, и мы стали вглядываться в мрачный пейзаж.
– А что там внизу? – спросила я, скорее для того, чтобы нарушить затянувшееся молчание, чем утолить любопытство.
– Река. Завтра собираюсь тебя туда сводить. У нас будет настоящий поход.
– Звучит заманчиво.
В воздухе витало нечто утробное, первородное, и мне показалось, что я могу обонять реку, не видя ее.
– Не волнуйся, – сказал Генри, – он завтра утром уедет. Я спрашивал маму – у него в городе встречи.
– Уф, круто! – вырвалось у меня, хотя я и не была уверена, позволено ли мне выражать восторг и удовольствие от того, что теперь мне не придется ходить по дому в постоянном страхе наткнуться на Лохлана с его оскалом рептилии на физиономии.
– У него довольно своеобразное чувство юмора, но он очень много значит для мамы.
– Конечно.
– Просто другое поколение, ты ж понимаешь. Дремучие.
– Ах да. Другое поколение. В викторианские времена было принято комментировать сиськи незнакомок.
Генри даже не улыбнулся. Он затушил сигарету об ограждение и положил окурок в карман.
– Не бросай бычки на землю, – наказал мне Генри. – Мама это ненавидит.
В ту ночь секса у нас не было: мы читали свои книги, лежа бок о бок, пока Генри не выключил светильник. Он отвернулся и мгновенно уснул, с чем у мужчин, похоже, не бывает проблем. Какое-то время я лежала без сна. Крольчатина – неизвестная моей пищеварительной системе – дала двойной эффект: я чувствовала, что желудок полон, но в то же время не ощущала сытости.
На стене прямо напротив кровати висел зимний пейзаж: по заснеженному полю пробирается повозка, запряженная лошадьми, в повозке закутанная фигура ездока, а вдалеке виднеется деревушка, и из окон домов пробивается желтый свет. Эта картина навеяла мне сцену из «Анны Карениной»: Левин видит в проезжавшей мимо карете Кити. Эта встреча – чистая случайность. До этого он месяцами думал о ней и пытался забыть. И вот она перед ним. В этот момент он осознает, что по-прежнему любит ее.
Я ощущала рядом с собой глубокое, но тихое дыхание Генри.
Казалось, прошло не больше пяти минут, как я почувствовала в ногах чье-то присутствие. Я села, предполагая, что это Долли, но нет – в темноте явно просматривалась фигура мужчины. И это был Дил.
– Ты что здесь делаешь? – зашептала я.
– За тобой пришел.
– Иди домой, Дил!
Он встал и направился к двери.
– Пошли, – снова позвал он, остановившись в дверях, но не оборачиваясь.
– Нет, Дил. Я не могу с тобой уйти.
Тогда он обернулся, и я увидела слезы на его лице.
– Ну пожалуйста, Дил, не плачь, – шептала я, пытаясь встать, но кровать словно спеленала меня.
И он ушел.
А я проснулась. Генри по-прежнему глубоко и размеренно дышал у меня под боком. В ушах звенело от ночной тишины. Частота моего пульса не позволила мне остаться в кровати. Я натянула джемпер Генри и на цыпочках стала пробираться на кухню, цепляясь в темноте за холодные лестничные перила.
На кухне горел свет, и до меня донесся мужской голос. Подойдя к двери, я заглянула внутрь. Лохлан придавил ногой хвост Долли и не давал ей сбежать.
– Ах ты тупое животное, – ворчал старик. – Заткнись!
Долли поскуливала и царапала каменный пол, пытаясь вырваться из плена.
– Вы чего творите! – выпалила я от негодования.
Лохлан встрепенулся и, выпучив на меня глаза, потерял равновесие.
Долли выскочила вон.
– Привет! – промямлил старик.
Он был пьян.
– Я пришла попить.
Лохлан отступил на шаг и торжественно указал рукой на раковину:
– Прошу!
Я сняла с полки стакан и стала наполнять его, в это время Лохлан подошел ко мне сзади.
– А ты очень сексуальная девушка, – просопел он, и меня обдало запахом портвейна.
Он оперся руками на раковину по обе стороны от меня, и я оказалась в загоне.
– Может, и вы глотнете воды, Лохлан? – сказала я и, закрыв кран, повернулась к нему лицом.