– Ты много потерял, – прокричала я Генри, подплывая обратно к нашим мосткам.
Он подал мне руку и укутал в свое пальто. Долли активно помогала моим ногам обсохнуть, орудуя шершавым языком.
– Вот, – сказал Генри, протягивая мне термос.
Я сделала большой глоток, внутри оказался горячий виски с медом. Потом мы занимались любовью прямо на коврике для пикника, мое бледное тело покрылось гусиной кожей и стало невероятно упругим. На обратном пути я чувствовала себя бодрой, обновленной и нестерпимо голодной.
Кристиана застала нас поедающих оладьи с джемом прямо у плиты.
– Ох, здравствуйте, – сказала она с некоторой долей удивления, направляясь к холодильнику, чтобы выложить покупки.
– Джони только что купалась в реке, – сообщил Генри.
Кристиана оставила свое занятие, обернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Насколько я помнила, это случилось впервые с тех пор, как я появилась здесь.
– Ты плавала? – спросила она, заметно приподняв брови.
– Да. Это было волшебно.
– Рада за тебя. Я плаваю круглый год. Очень хорошо для сердца. А ты окунулся, Генри?
– Боже упаси! – закачал головой Генри и откусил добрую порцию своего оладушка. – Ни одна часть моего существа не воспримет такое удовольствие.
– Вам помочь с продуктами? – обратилась я к Кристиане.
– Не беспокойся. Ты не знаешь, что куда положить.
– Генри знает.
Она хохотнула. Мы обе посмотрели на Генри.
– Замечательно, – промямлил он и поплелся к холодильнику. – А что у нас на ужин?
– Смотрите сами. Есть рыбные котлеты, можете приготовить свиные отбивные, разогреть лазанью…
Для женщины, не проявляющей большого интереса к еде, Кристиана выказала завидную щедрость в ассортименте продуктов.
– А почему бы мне не заняться ужином? – спросила я.
– Ну, если есть желание, – не поднимая взгляда, ответила Кристиана.
Я приготовила пасту путтанеска, которую мы ели перед телевизором в комнате с горящим камином. Между мной и Генри на диване втиснулась Долли. Кристиана осилила лишь крошечную порцию пасты, сдобрив ее целой миской листьев руколы, но, перед тем как отправиться спать, она поблагодарила меня за стряпню.
В ту ночь, которой суждено было стать моей последней ночевкой в поместье, мы с Генри остались в доме одни. Кристиана на несколько дней отбыла в Олбани, чтобы нянчиться с Беаром.
– Папаша ваш решил прошвырнуться в Санкт-Петербург со своей девочкой-женой! – заявила она нам с раздражением, хотя было видно, что ей не терпится провести время со своим внуком.
Дом Ташенов казался совершенно изолированным от остального мира. Я даже и представить себе не могла, что можно провести все детство в атмосфере остановившегося времени. Лично для меня возможность полностью отгородиться от реальности была весьма кстати – и я решила запрятать свой телефон во внутренний кармашек сумки. В глубине кармашка я что-то нащупала – маленький пакетик. Я поспешила показать его Генри. Он принимал ванну, читая свой фолиант с биографией.
– Генри, – помахивала я находкой перед его носом.
Он оторвался от книги.
– У меня осталось немного дури с прошлой пятницы, как раз для двоих.
Помимо библиотеки и множества приемных, которые все были в нашем полном распоряжении, в доме имелась бильярдная. В ней-то мы и расположились. Под пластинку группы
– Эй, – позвал Генри, все еще лежавший на зеленом сукне стола.
Я продолжала танцевать и уже в полный голос подпевала Боуи.
– Джони, – снова позвал меня Генри. – У меня идея! – Теперь он поднялся. – Джони, давай вылезем на крышу.
Сверху открывался вид на реку – переливающаяся серебром лента извивалась в сгущающейся темноте. Мы сидели на парапете, свесив ноги вниз. Генри смотрел на чистое ночное небо – роскошь, доступная лишь живущим за городом.
– Вот нас занесло! – восторженно сказала я.
– Да, меня аж уносит.
Я уставилась на Генри.
– Нет, – начала я и рассмеялась, – я имела в виду, – занесло на крышу!
– А, – дошло до Генри. – Нас на крышу занесло, и меня там унесло! – теперь рассмеялся и он.
– Чем выше занесло, тем круче унесло! – развила я.
Мы зашлись в истеричном хохоте. Мои ноги свисали с парапета в темную пропасть, и мне чудилось, будто я парю. Я начала раскачиваться из стороны в сторону. Генри снова затянул «Жизнь на Марсе», и я подхватила.
Мы допели до припева, я вскочила на ноги и вскинула кулаки к небу. Генри тоже поднялся и влез на парапет, размахивая руками.
– Генри, блин, слезай! – закричала я.
Он откинул голову назад и закрыл глаза.
– Чувак, спускайся. Ты упадешь!
Но Генри начал кружиться на самом краю парапета, за которым была отвесная стена футов в пятьдесят.