Только сегодня

– Как сегодня прошло? – спросила я, занимая свое кресло в саду.

Фиона поморщилась, глубоко затянулась сигаретой и тут же закашлялась.

– Черт! – просипела она, потянувшись за своим бокалом вина.

– Ты как? – спросила я, подскакивая. – Принести тебе воды?

Она глотнула вина и махнула мне, чтобы я садилась, ее кашель перешел в смех.

– Уф! Так себе денек, – наконец ответила Фиона на мой вопрос. – Оба пациента после обеда попались туговатые.

– О боже, – вздохнула я. – А в чем проблема?

Фиона лишь улыбнулась. Я знала, что она не может отвечать на такие вопросы в целях защиты частной жизни своих пациентов.

Я оглядела сад, на вишне стали появляться первые признаки пробуждения жизни.

– Это те, кто действует на меня как кривое зеркало, хотя, конечно, и у них я тоже учусь. Вот, для примера, погляди на меня, – посмеиваясь, сказала Фиона и высоко подняла сигарету. – Я знаю, что это вредно, но все равно делаю это.

– Конечно.

– Ты сама должна знать, что это такое.

Я решила, что она в такой форме пытается донести до меня свою точку зрения, но когда подняла взгляд, то оказалось, что на меня смотрит психотерапевт, смотрит открыто, пристально, словно видит меня насквозь. Я невольно поежилась.

– А, ну да, конечно, – бессмысленно захихикала я. – Косяки, например. Бухло. Зависимость от телефона.

Фиона протянула руку и тронула китайский колокольчик, который отозвался своеобразной песней, лишенной мелодии. Я вдохнула полной грудью сладковатую микстуру из ароматов сада и вина в бокале.

– Мы все так поступаем, – заговорила Фиона. – Снова и снова суем руку в огонь, просто чтобы проверить, обжигает ли он еще. Возвращаемся к прежним отношениям, вновь и вновь…

– Ты думаешь, некоторым людям просто нравится боль? – спросила я ни с того ни с сего. – В смысле, в отношениях.

Брови Фионы на мгновение вздернулись.

– Ну, на сей предмет существуют разные теории, – собравшись с мыслями, начала Фиона. – Одни считают, что да, есть определенный тип пациентов, которые ищут боль, чтобы постоянно утверждаться в унаследованном чувстве низкой самооценки, мол, мы получаем то, что, по нашему мнению, заслуживаем. Другие полагают, что любой вид боли, будь то физическая или какая-то иная, – это такая же зависимость, как и другие признанные: потребность в боли – своеобразный щит от неприятных мыслей или чувств.

Я обратила внимание, что, слушая Фиону, ковыряла кутикулу большого пальца, и немедленно прекратила.

– Лично я, – продолжала Фиона, пожимая плечами, – склонна придерживаться другой точки зрения.

– Какой?

– Некоторые люди, – Фиона поднялась со своего места, – просто не могут ощущать себя цельными без привязки к другой личности.

– А это не есть любовь?

– Нет. Любовь – это не потребность в ком-то еще с целью обрести цельность и чувствовать, что ты как личность обладаешь индивидуальностью и значимостью. Любовь – это союз двух цельных натур по их обоюдному желанию, а не по необходимости.

– Но это же так печально, – сказала я. – Эта отдельность.

– А я думаю, это прекрасно, – возразила Фиона. – В этой свободе есть своя прелесть.

Я притихла. Определенно я не нуждалась в Генри, чтобы ощущать свою цельность, то же самое и со всеми предыдущими моими любовниками. Ни с одним из них я не чувствовала удовлетворения тем, что все хорошо. В моем сознании вдруг всплыли строки из «Анны Карениной»: Только одно было на свете существо, способное сосредоточивать для него весь свет и смысл жизни. Левин о Кити. Для меня таким существом был только один человек.

– Кстати, милая моя, – всполошилась Фиона, – пора перемешать наше варево!

Я условилась поужинать с Дилом в понедельник, чтобы, так сказать, подсластить пилюлю возвращения на работу после бурных праздников.

На нашем месте? Завтра в 7?

Заметано.

У школьных ворот Джем с визгом бросился мне навстречу.

– Привет, малыш! – Я подхватила его на руки. – Как тебе Франция?

Он прикрыл рот пухлыми ладошками, и растопыренные пальчики обхватили круглые щечки, словно крылья гигантской бабочки.

– Хорошо, – пробурчал он.

– Правда? Что, значит, весело тебе было? – подсказала я возможный ответ.

– Ага!

Он снова стал застенчивым. Все дети страдают этим. После короткой разлуки им требовалось время, чтобы привыкнуть. Как с золотыми рыбками, которых первое время нужно подержать в маленьком мешочке, чтобы они адаптировались к новой температуре, и лишь потом запускать в большой аквариум.

Вскоре появилась Клара, но она уклонилась от моих распростертых объятий, прошипев:

– Не надо меня обнимать!

Обниматься – это отстой.

– Запросто, – сказала я, стараясь сохранять невозмутимое выражение.

Подхватив ее рюкзак и взяв Джема за руку, мы направились прямиком к дому.

– Как тебе Франция, Клара? – прощупывала я почву.

– Так.

– Было тепло?