Только сегодня

– Согласна. Мне вот интересно, сотворил ли он что-нибудь с Марлой.

Услышав это имя, Дил побледнел. Я забыла о его присутствии при смерти Марлы. Каково ему было, в той поездке на скорой?

– Ну ладно, – поспешила я сменить тему. – Что у тебя произошло за неделю?

– Да так, – поморщился Дил. – Ходили танцевать. Правда, я там чувствовал себя пятым лишним. Пэдди никак не мог отлепиться от какого-то парня на танцполе, а Мила с Нейлом так и ушли вместе.

– Это так необычно, что у них интрижка.

– Да уж.

– А с другой стороны – самая банальная история в мире.

– Пожалуй.

– А что насчет Джесс? – поинтересовалась я.

– Джесс не очень-то ко мне благоволит.

– Как это?

– Не знаю. Возможно, даже думать о том, что я ей сколько-то интересен, есть верх самонадеянности. Просто иногда у меня возникают на ее счет такие ощущения. Она всегда так язвит по поводу моей писанины.

– Да она никогда не читала ничего твоего, Дил.

– Ну да, а язвит по полной. Черт, а ведь у меня иногда неплохо получается.

– Точно? Ну так давай оценим.

Я пошла проводить Дила до автобусной остановки и вскоре обнаружила, что безудержно воспеваю предмет моей слабости – Генри.

– Дело в том, что я считаю его по сути глубоко порядочным человеком, понимаешь, о чем я? Например, он в действительности придерживается очень жестких моральных ориентиров.

Дил не слушал меня. Склонившись над телефоном, он лихорадочно барабанил большими пальцами по экрану.

– Хочешь пойти на вечеринку? – спросил он.

– Что, прямо сейчас?

– Ага.

Я что-то нащупала в кармане.

– Вот, – протянула я Дилу шоколад, купленный для него. – У кого вечеринка?

– О, ура! Будем здоровы! – насмешливо выкрикнул Дил, разворачивая шоколадку. – У Сесили Симмонс.

– Да пошла она на хер.

Он поцеловал меня в лоб, крутанулся на каблуках и свинтил.

– Увидимся! – крикнул, заскакивая в автобус.

По дороге домой, в метро, я съела свою шоколадку за три сытных укуса. Расправив обертку, я извлекла из-под пленки маленькую полоску вощеной бумаги с запиской-предсказанием:

Быть глубоко любимым кем-то дает нам силы,

А глубокая любовь к кому-то придает нам мужество.

Лао-цзы

7

Фиона, знавшая язык Фрейда и Юнга, научила меня одному немецкому словечку. Как-то вечером, угощаясь тирамису, я жаловалась ей на свое состояние, которое определяла словом «бурление». Немцы же называют это Fruhjahrsmudigkeit, что можно перевести примерно как «весеннее уныние». И это самое близкое определение из всех, что я могла найти для описания моего состояния последних нескольких недель. Такое случалось каждый год – извечное напряжение. И это ощущалось не просто как уныние. Я испытывала какой-то зуд, одинокое беспокойство, которое нельзя было унять ни прогулками вдоль реки, ни бокалами вина. И этот переломный момент, ежегодную трансформацию, никак нельзя было миновать без перестройки всех моих молекул. Каждый год весна раздавала намного больше обещаний, чем могло исполнить лето, и получалось так, будто я оплакивала свое разочарование задолго до его наступления. Все, на что я была способна, – это лежать на кровати, уставившись в потолок, и безучастно наблюдать за вихрем чувств, будоражащих мое существо. Я пыталась писать, сливая излишки эмоций на поля чистого листа. Помогало курение, а может, я просто поэтизировала этот процесс, не знаю. Лучшим лекарством было пребывание с детьми, которое приобщало меня к чему-то цельному и доброму. Процедура обезболивания воспаленных чувств посредством образа Генри превратилась в неконтролируемый процесс, который поглощал не только мое время, но и огромное количество умственной энергии. После нашей с Генри первой ночи, случившейся еще прошлым летом, Дил посоветовал мне дистанцироваться от него. «Позволь ему самому приблизиться к тебе, – сказал он. – Мужики как звери, ненавидят, когда за ними охотятся». Джесс же сказала, что это просто чушь, а Дил, будучи женоненавистником, своими советами полностью извратил мое понимание противоположного пола. Я не могла не отметить очевидную иронию в том, что на защиту моральных качеств мужчин из всех нас выступила лесбиянка. В конечном итоге Генри не «приблизился» ко мне, и на этом все закончилось. Я поклялась больше никогда не следовать советам Дила, потому что все это было просто похоже на детский сад. Однако теперь, после потрясения, вызванного смертью его сестры, я не могла не дать Генри пространства.

– Что я должна была сказать? – удрученно вопрошала я Милу по телефону. – «Я знаю, что ты скорбишь, но можно я приеду перепихнуться?»