После выходных за городом мы виделись с Генри всего один раз. Было дождливое воскресенье, мы посмотрели фильм, потом занялись сексом, а потом у Генри случился нервный срыв. Я обняла его, укачивала, гладила по голове, а он рыдал у меня на груди. Рыдал и просил прощения снова и снова, пока я не шикнула на него. Я хотела ему сказать, что это я должна была извиняться перед ним за то, что не смогла облегчить его боль, что не сумела разобраться в хитросплетениях его внутренней жизни, раздиравших его в моменты молчания, к которым он последнее время все больше тяготел. Мне было совестно, что я, не имея родных братьев и сестер, не могла представить себе, каково это – потерять единственную сестру, и что после первоначального шока смерть Марлы в моем сознании всплывала лишь в контексте эгоистичных размышлений о ее влиянии на чувства Генри ко мне. Он обратился ко мне с единственной просьбой.
– Могу я попросить тебя об одном одолжении? – спросил он, утирая нос одеялом.
– Запросто, – живо откликнулась я. – Все что угодно.
– Ты же за детьми ухаживаешь?
– Ну и? – я была ошарашена тем, что он вдруг вспомнил о них. Наблюдая глубину его страдания, я едва ли могла предположить, что Генри вообще помнит о том, что я работаю няней.
– Мог бы я… Господи, наверное, это прозвучит странно… просто я хочу больше помогать с сыном Марлы, – он судорожно откашлялся, – с Беаром. И я подумал, ну, ты этим зарабатываешь. Так что я мог бы как-нибудь прийти. Посмотреть, помочь тебе. Извини, вот говорю и сам понимаю, что это действительно странно.
– Да без проблем! – согласилась я, не представляя, как можно было ему отказать.
В пятницу, перед тем как я собиралась поехать к родителям, Генри пошел со мной на работу. Конечно, с моей стороны это было не совсем профессионально, но что тут сделаешь? Генри попросился провести со мной время, давая мне возможность стать той единственной, кто сможет облегчить его сердечные муки, хоть и на полдня.
Клара сразу пошла на контакт. В глазах девочки его бледная кожа, изможденные черты лица, должно быть, рисовали образ вампира, соблазнительно опасного. Джем сдался после того, как спросил у Генри, нравятся ли ему драконы, на что Генри сказал, что знает одного, и стал изображать его, гоняясь за Джемом по игровой площадке, рыча и взмахивая руками.
Вдруг проявилась иная сторона Генри – более светлая, более теплая. И выглядело это так легко и просто, что я не могла не задаться вопросом – а где этот другой Генри прятался все остальное время? И тут я поняла, почему он так хотел общения с детьми. Он играл с ними так, словно сам был ребенком, а не взрослым, лезущим из кожи вон, чтобы соответствовать своему возрасту. Клара попыталась разыграть для Генри акробатическое представление, но, к несчастью, что-то пошло не так. И теперь она висела вниз головой на перекладине шведской стенки с совершенно безразличным выражением, будто решила передохнуть.
– Ничего себе, Клара, а ты молодец! – подбодрила ее я, сидя на скамейке рядом с их школьными рюкзаками.
– Что? – переспросила Клара, хотя я точно видела, что она услышала меня.
– У тебя здорово получается висеть вниз головой! – повторила я. – Ребята, смотрите, Клара висит вниз головой уже целую вечность!
Генри, возившийся с Джемом, развернул его, чтобы тот тоже смог видеть Клару.
– Ого! – воскликнул Генри. – Гигантская летучая мышь!
Воспользовавшись его вниманием, Клара подняла руки к коленям и соскочила с перекладины с помощью эффектного сальто.
– Здорово! – похвалил Генри. – Ты можешь стать гимнасткой.
Клара подбежала ко мне и принялась взволнованно рыться в своем рюкзачке.
– Ты что ищешь, гимнастка? – спросила я.
– Мою бутылку с «дло», – ответила Клара.
Наконец она вытащила из рюкзака бутылочку с водой и спешно припала к горлышку.
Сделав несколько глотков, Клара замешкалась, не зная, чем ей теперь заняться.
– Джем, – позвала я. – Может, тебе тоже глотнуть воды?
– Не, я нормально! – отмахнулся Джем.
– Да ладно, нормально, ты же верещал во всю мочь. Могу поспорить, тебя жажда мучит.
– Ох, меня вот точно жажда мучит, – вмешался Генри. – Я бы не отказался от глотка воды.
– Ну, я вообще-то тоже немного пить хочу, – подумав, решил Джем.
Они наперегонки подскочили к скамейке. Я передала Джему его бутылку, и он жадно пил, запрокинув голову назад.
– Ну как, весело тебе, Джем? – спросила я, когда он утолил жажду.
– Да! – тяжело дыша, выпалил Джем. – Генри очень страшный дракон.
Внезапно послышалась музыка. Мелодия была знакомая, но я не помнила ее названия. К игровой площадке впервые после зимнего перерыва подъехал фургончик с мороженым. Лица детей вытянулись от крайнего искушения.
– Няня Джо, – пропела Клара своим самым сладким голосом, – пожалуйста, можно нам с Джеммаркусом фруктовый лед?
– Даже не знаю, – засомневалась я. – А вам не кажется, что еще прохладно для мороженого?
– Нет, мне не кажется, – заявил Джем.
– А ты как считаешь, Генри? – спросила я.
– Я думаю, – с серьезным видом начал Генри, – одному дракону просто необходим фруктовый лед после того, как он полдня изрыгал пламя.