Только сегодня

А они оба соперничали за право прильнуть к материнскому телу, их маленькие коготки впивались в него в остром желании получить обильный чувственный контакт.

– Извини, – попыталась я оправдаться, – я уже собиралась к ним подняться, только хотела сполоснуть тарелки.

– Да не говори глупости, – отмахнулась Терри, – обнюхивая своих детенышей. – Я дома, а ты иди домой, дорогая.

По пути к метро я, в нарушение своей «только пятничной» традиции, купила любимый итальянский шоколад: себе и Дилу, на встречу с которым и ехала. На станции «Кинг-Кросс» я пересела с Северной линии на линию Пикадилли и покатила до станции «Мэнор-Хаус». Находясь в подземке, я развлекала себя ностальгическими воспоминаниями о прогулках по парку Финсбери (особенно в подростковые годы, когда мы летними вечерами курили травку в укромной беседке). Наконец я добралась до нашего места в Страуд-Грин.

«Нашим местом» было небольшое французское бистро «У Теодора», где за десятку подавали стейк с картошкой фри и наливали вино со времен нашего несовершеннолетия. В те времена, когда еще разрешалось курить в заведениях, мы занимали столик в отдаленном углу и, бравируя «Мальборо лайт» с бокалом пино нуар, обменивались своими свежеиспеченными рассказами и стихами. Эл, шустрый менеджер-итальянец, как всегда, был на месте. Я подозревала, что он питал к нам некоторую привязанность. Сюда мы приходили после каждой нашей разлуки, здесь встречались, чтобы отпраздновать какое-нибудь событие. Однажды Дил так напился, что заблевал весь туалет. Иногда я приходила сюда и без никого, особенно после неудачных свиданий, когда не хотелось оставаться одной. Столы были украшены пестрыми клеенчатыми скатертями, а по центру, вставленные в старые винные бутылки, потрескивали свечи гранатового цвета. Меню никогда не менялось и состояло из трех блюд: стейк с жареной картошкой, мидии в соусе маринара и курица в вине. Однажды я привела сюда Милу, она проходила стадию увлечения вегетарианством, и Эл просто выставил нас, когда она попросила принести ей только чипсы.

Дил был уже на месте и поглощал кусочки хлеба из плетеной корзинки, макая их в оливковое масло и уксус.

– Как себя вели твои маленькие гоблины? – спросил он, когда я уселась за стол.

– Хорошо. Вина заказал?

– «Мальбек». Сойдет?

– Кто бы знал.

– И стейк тебе заказал, – сообщил Дил, жуя хлеб.

– Идеально.

Зазвонил мой телефон.

– Черт, мама. Позже перезвоню.

– Я поговорю.

Не успела я сообразить, как он выхватил телефон у меня из рук.

– Мо! – сказал Дил, изображая благодушие. – Это Дилан. Как у вас дела?

Принесли вино, и я наполнила бокалы. Дил угодливо смеялся в ответ на слова моей матери.

– Конечно, я так и сделаю. Я уверен, они посылают своих. Да, передаю ей трубку.

– Привет, мам.

– Здравствуй, любимая.

– Уф, – выдохнула я, закончив разговор несколькими минутами позже, и приложилась к вину. – Совсем не в кассу мне сейчас ехать домой.

– А зачем ты должна ехать?

– Да папа купил новую машину, а старую отдают мне.

– Ах ты бедняжка.

– Пошел ты.

– А что за автомобиль?

– Э-э, «Вольво», кажется.

– Приличная тачка.

– Будто ты в них что-то понимаешь.

– Ну, есть немного, – застенчиво сказал Дил. – А может, с тобой поехать?

– Куда?

– К твоим родителям.

– Господи, ты серьезно?

– Конечно. Будет здорово с ними повидаться. Я не догоняю, чего ты так гонишь на старика Майка и бедняжку Мо.

Я закатила глаза:

– Да там одно и то же дерьмо по кругу. Одна и та же еда неделя за неделей: в пятницу запеканка, в субботу – рыба с картошкой. Потом очередная муть по телику – и в койку. Вгоняет в депрессняк. – Я снова наполнила наши бокалы.

– Ну, Фил, ты становишься снобом.

– Они не такие, как твои родители! Господи, я к чему, ну вот если я попытаюсь заговорить с ними, ну не знаю, о Симоне де Бовуар, например, так они даже не поймут, о ком я. А если я предложу посмотреть что-нибудь другое вместо Пуаро, их просто удар хватит.

– Эй, – перебил меня Дил, – не трожь Пуаро!

Я рассмеялась.

– Вот ты не испытываешь такой легкой клаустрофобии, когда видишься со своими родителями? Может, у меня это потому, что я единственный ребенок в семье.

– Так и я, – сказал Дил, – типа, один.

– Ой, дружище, извини…

Дил махнул рукой, давая понять, что в эту тему мы углубляться не будем.

– К тому же, знаешь, – забуксовала я, подыскивая, что еще сказать, – они опять заведут свою шарманку: когда ты наконец найдешь настоящую работу, бла, бла, бла…

Оказалось, что у Дила уже были планы на три недели вперед. – «С каких это пор ты такой популярный?» – Поэтому мы условились навестить моих родителей в следующем месяце.

Принесли еду: мне стейк, почти сырой (как мне и нравилось), а Дилу – мидии. Мы откинулись на спинки кресел, заказали вторую бутылку вина и окунулись в серьезные темы. Я выложила Дилу все и о моем сне, и о сальных выходках дядюшки Лохлана.

– Черт! – Его рука с бокалом застыла в воздухе. – Извращенец!

– Знаю.

– Он и выглядит как мерзкий старый извращенец. Сразу можно понять, кто перед тобой, так ведь?

– Ага.

– Я что хочу сказать, вот если кто-то выглядит как извращенец, то уж наверняка он и есть извращенец, правильно?