– Ну, – Джесс сделала глоток «Негрони» и сморщилась, – в свое время она подбила нас создать фейковый аккаунт в «Инстаграме»[20]
, чтобы уличить Дэниэла в изменах.– Пардон, мон шер? – потешно вытаращился Пэдди в явном замешательстве.
– Черт, а я забыла об этом! – вырвалось у меня.
– По правде говоря, он действительно ей изменял, – сказала Джесс.
– Что еще? – допытывался Пэдди с лукавой ухмылкой.
– Самое гнусное, что я помню, – перехватила эстафету я, – это когда она после разрыва с Томом сохранила его пароли и несколько месяцев шпионила за ним через «Фейсбук».
– Да-да, – подтвердила Джесс. – В конце концов она призналась, насколько я понимаю.
– Как это? – удивился Пэдди.
– Ну, позвонила ему и попросила сменить пароль, потому что поняла, что сама остановиться уже не может.
Пэдди восторженно гоготнул.
– Но ведь есть что-то еще, да? – не унимался он, и было видно, как загорелись его глаза.
– Это было всего один раз, – сломалась я.
– Джони, нет. Я чую, нам не нужно в это лезть, – спохватилась Джесс, но по ее тону было понятно: доверяет она своему чутью лишь наполовину.
– Ничего не выйдет за эти стены, – поспешил с заверениями Пэдди. – Клянусь!
– Ты это начала, – сказала мне Джесс, – я умываю руки.
Пэдди умоляюще посмотрел на меня с такой невинной физиономией, будто это ученица просит своего учителя объяснить ей теорему Пифагора.
– Фу, черт, – дала я обратный ход, – нет, не могу, это не мой секрет, не для передачи.
– Нет, нет, нет! – возмутился Пэдди, вскакивая с пола. – Недопустимо! Точка невозврата пройдена! Вы уже не можете соскочить!
Я рассмеялась и тоже поднялась.
– Извини, мне все равно пора браться за ужин, – отрезала я и начала выкладывать продукты на стол, не обращая внимания на приступ его раздраженного нытья.
Пока мы готовили ужин, он еще несколько раз призывал нас смягчиться, но ни я, ни Джесс не повелись.
Наконец вино было открыто. К нему мы запекли курицу с тосканской капустой и морковью. Джесс обильно сдобрила блюдо апельсиновым соком и кориандром, которые перебили вкус всех остальных ингредиентов.
Пэдди, уставший от своих домогательств, сменил тему.
– Сегодня я видел пчелу! – заявил он.
– Боже, какой ты молодец, – подколола Джесс.
– Нет, послушай, – отмахнулся Пэдди и продолжил, подняв указательный палец, словно дирижер палочку: – Это было реально проникновенно. Я шел домой сегодня утром, и на Кингсленд-роуд прямо рядом со мной прожужжала пчела. И я заорал, – тут он выдержал блестящую паузу. – Скоро лето! – и поднял свой бокал с вином.
– Скоро лето! – подхватили мы, чокнулись и выпили.
В камине потрескивали дрова, наполняя кухню приятным ароматом дымка. Пэдди заставил нас корчиться от смеха, изображая своих коллег-актеров, уже довольно пожилых, но весьма «милых», особенно точно передавая телесную пластику некой пожилой дамы, а потом заворожил сплетнями о пристрастии весьма известного и далеко не молодого актера к юношам с избыточным весом.
– Ох, Пэдди, мальчик мой, – замурлыкал он, изображая старого сладострастника, – я буквально падаю в обморок при виде юного толстячка.
Мы с Джесс забились в истерике, ухватившись за край стола, чтобы не брякнуться со стульев.
Несколько часов спустя посудомоечная машина была запущена, пустые бутылки сложены в мусорное ведро, и Джесс заказала себе такси.
– Пэдди, тебя до метро подбросить? – спросила она, надевая куртку.
– Я здесь заночую, – отмахнулся Пэдди, даже не глянув в мою сторону.
Ему и в самом деле не нужно было спрашивать моего согласия.
– Боже, я завидую, – сказала Джесс. – Но у меня завтра эта благотворительная муть, и я не могу не быть.
– Скоро снова повеселимся, – пообещала я, обнимая ее. – Спасибо за вино. Люблю тебя.
– Мне только кажется, – говорил Пэдди спустя полчаса, стоя перед зеркалом в трусах и моей старой футболке, которую я дала ему для сна, – или я действительно выгляжу неотразимо в этом топике? Типа, убийственно, нет?
– Прямо в точку, – сказала я, развалившись в кровати. – Убийственно! Тебе такой точно нужен.
– Ох, дорогуша, я бы никогда не осмелился на такое.
– Это твое на все сто.
Он запрыгнул на кровать, улегся рядом и изобразил трогательный многообещающий вздох, будто вечер только начинался:
– Итак, расскажи мне все о вас с Генри Ташеном.
– Бог ты мой.
– Каков секс? Любишь ли ты его? И что, он по-прежнему неутешен?
– Э-э… По порядку: хорош; не знаю; да.
– Ответ настоящего писателя.
Я рассмеялась.
– Извини. Дело в том… Ладно, хорошо. Кое-что произошло за эти выходные.
– Продолжай.
Возможно, сработала темнота, иллюзия анонимности; вкупе с ночной тишиной они подготавливают почву для исповеди. А может, раз я до этого раздразнила воображение Пэдди секретом Милы, а потом обломала, то теперь почувствовала, что должна одарить другой жемчужиной доверия. А скорее всего, мне просто нужно было выговориться. Короче, каковы бы ни были причины, я все вывалила. Я рассказала, что хочу быть девушкой Генри еще с шестнадцати лет, что Генри сказал Дилу, что любит меня, и что это слишком здорово, чтобы быть правдой, а тут еще прошлая ночь.