Только в смерти

— Фес вас! — прорычал Бонин. — Я спрашивал вас, человек ли чести вы! Мне не нужно было говорить вам об этом!

— Ох, это точно.

Бонин уставился на Харка. — Не свой долг.

— Что?

— Вы сказали, что он оставил свой долг. Он этого не делал.

Харк вздохнул. — Я отлично знаю, что не было никого, более верного Гаунту, чем Макколл, но мы не можем позволить себе быть сентиментальными. Гаунт мертв, его меч пропал, а нам очень, очень нужен Макколл здесь, а не на каком-то идеалистическом приключении.

Бонин печально покачал головой. — Вы не знаете старика так, как я. С тех пор, как мы прибыли сюда, он был не в свой тарелке. Он лично мне это говорил. Ненавидел тот факт, что чувствовал себя вялым и неэффективным. Когда… когда погиб Гаунт, он воспринял это лично. Личный провал. Он больше не верил, что представляет для нас какую-нибудь пользу, больше нет. Обуза, скажем так. Это его способ компенсации нанесенного ущерба.

— Я осторожно рассмотрю это и решу, что нужно предпринять, — сказал Харк. — Не желаю звучать пессимистичным, скорее академическим. Если Макколл ушел на север, один, возможно, что мы больше никогда не увидим его. Если так случиться, я не буду порочить его память публично. Но я обязан сказать Роуну. Я представляю, что он захочет поставить тебя во главе разведчиков. Возможно, он пошлет за тобой до конца ночи.

— Да, сэр.

Харк посмотрел наверх.

— Что? — спросил Бонин.

— Я решил, что слышал…, — начал Харк. — Нет, ошибся. — Он снова посмотрел на Бонина. — Свободен, — сказал он, и захромал прочь.

IV

Удушающий захват был последней вещью, которую он ожидал.

Уставший от застоявшегося воздуха в закрытом обзорном пункте, Ларкин оставил Бэнду на часах и вышел в коридор. Здесь было не лучше. Воздух был холодным, но спокойным, недвижимым, несмотря на то, что снаружи гудел ветер. Тени прицепились к стенам, а злобные белые фонари разгорались и тускнели в медленном ритме.

Ларкин ходил туда-сюда, потирая руки. Он сделал глоток воды из фляги, и уже собирался убрать ее, когда его горло обхватила рука.

— Ты мертв, Танитец, — произнес голос ему на ухо.

Ларкин боролся, но хватка не слабела. Он пытался заговорить. Кто…?

— Ты знаешь, кто я, Танитец, — прошептал голос. — Как пить дать. — Что-то холодное и острое прижалось к горлу Ларкина.

— Мы убили Гаунта, именно так. Теперь я собираюсь разобраться с тобой. — Ларкин зарычал и врезался спиной в стену коридора, ударив фигуру за спиной о коричневые глянцевые панели.

Ларкин упал на пол.

— Какого гака ты делаешь, Танитец? — потребовала Бэнда, появляясь у двери обзорного пункта.

Ларкин огляделся. Он был один. На полу рядом с ним из его открытой фляги медленно вытекало ее содержимое.

— Наверное поскользнулся, — сказал он.

Как пить дать.

Бэнда покачала головой и ушла на свой пост. Ларкин с трудом поднимался на ноги.

Сильная рука помогла ему.

— Я не могу присматривать за тобой все время, — сказал Брагг.

Ларкин повернулся. Брагг был прямо здесь, большой, как в жизни. В его добрых глазах была великая печаль.

Он потянулся и стряхнул пыль с плеч и рукавов Ларкина своими огромными, мягкими руками.

— Я не могу присматривать за тобой все время, — повторил он. — Тебе нужно быть осторожным, понимаешь? Будь осторожен, Ларкс, или фес убьет тебя.

— Брагг, — пошептал Ларкин. Он протянул руки, но не к чему было прикоснуться. Брагг исчез, как лопнувший пузырь, как пыль, улетающая в никуда, когда поднимался шторм.

Ларкин согнулся, прижимая кулаки ко лбу.

— Нет, нет, нет, НЕТ!

Он еще не чувствовал головной боли или тошноты, но понимал, что они приближаются.

Это было единственное объяснение, единственное объяснение, которое мог вынести Ларкин, во всяком случае.

V

— Мне нужно оставаться здесь? — спросила Крийд, играя с бинтами сбоку головы.

— Ты это уже спрашивала в тот день, — ответил Дорден, снимая тонометр с ее руки, — и посмотри, что случилось, когда я разрешил тебе уйти. — Крийд пожала плечами и села на свою койку. В полевой станции было тихо. Слишком много Призраков тихо лежало на койках по обе стороны от нее.

— О чем вы мне не говорите? — спросила она.

— Это сотрясение, — сказал Дорден.

— И?

— Просто сотрясение. Но сильное, и если ты будешь двигаться, то снова потеряешь сознание. Так что останься здесь, пожалуйста, пока я не скажу.

— Серьезно? И это все?

Дорден сел на край ее койки. — Не хочу лгать тебе, Тона. Если бы мы были в надлежащем медицинском здании, с приличным оборудованием, я бы провел глубокое сканирование чтобы определить размер отека, поискать кровотечение и кусочки черепа, давящие тебе на мозг, чтобы перестраховаться. Но мы не там, поэтому я не могу. И я уверен в своем диагнозе: сотрясение. У тебя все еще боли?

— Приходят и уходят.

— Сейчас?

Она кивнула.

— Я дам тебе кое-что.

Дорден прошел по полевой станции и пересек зал к боковой комнате, где они держали лекарства и перевязочные материалы. Комната была мрачной и плохо освещенной. Он взял свой фонарик, который носил прикрепленным к поясу, и включил его. Он зажегся, затем потух, как будто батарейка села. Он пощелкал фонарик.

— Лесп! — позвал он.