— Да, — сказал Беренсон. — Подтверждено, хотя подробности скудные. Вокс-связь плохая. Но, да. В полночь по местному, прошлой ночью, продвигающиеся части Кадогасского Пятьдесят Второго вступили в бой с главными силами врага. У Прохода Банзи, фактически, как и прогнозировалось.
— Трон благослови Тактиков, — сказал Колеа.
Втроем они стояли снаружи купола на линии хребта дома, смотря на юг в бинокли. День был ярким и потрясающе ясным. Купола, торчащие на хребте по обе стороны от них, сияли золотом, как храмовые купола. Небо было синим. Далеко, за скалами и западным хребтом Алтидс, эта синева дрожала и изгибалась, как шелк на ветру. Они могли слышать
— Последствия для нас? — спросил Роун, опуская бинокль.
— Шансы на помощь, в конце концов, — сказал Беренсон. — Если главные силы Кадогасского достигли Прохода Банзи, тогда подкрепления должны быть недалеко.
— Точно по времени, — пробормотал Роун. — Вы говорили, три дня.
— Говорил, — кивнул Беренсон.
— Будет не все так легко, — сказал Колеа. — Они так просто нас не отпустят.
— Почему нет? — спросил Беренсон.
— Потому что мы ранили их, — сказал Колеа. — Мы отбрасывали их все эти дни. Им нужно это место, чтобы они смогли обезопасить проход. Но это вторично. Они хотят, чтобы мы заплатили.
— Вы можете читать их мысли, майор? — ухмыльнулся Беренсон.
— Я сражался с ними раньше, — сказал Колеа.
— А мы в состоянии сражаться с ними сейчас? — спросил Беренсон.
— Нет, — ответил Роун, — но через несколько часов, может быть. Я обеспечил доставку боеприпасов. Мы сможем перевооружиться и продержаться еще немного. Так долго, как сможем.
— Когда доставка? — спросил Колеа.
— Ждем примерного времени прибытия, — сказал Роун. — К полудню, я думаю.
— Будем надеяться, что мы все еще будем здесь к полудню, — сказал Колеа.
Роун повернулся к нему. — И что это должно означать, Колеа?
— Вы были тут прошлой ночью, так ведь? — ответил Колеа. — Вы видели вещи, которые происходили. Они становятся хуже, эти...
— Мы когда-нибудь будем использовать это слово? — спросил Роун. — Привидения?
— Точно, привидения, — сказал Колеа. — Они появлялись с того дня, как мы забрались сюда, но они становятся хуже. И только то, что солнце поднялось, еще не означает, что мы в безопасности.
II
Цвейл положил свой псалтырь, облизнул большой и указательный пальцы и затушил свечу.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он.
Харк сидел напротив него в маленькой комнате, которую Цвейл забрал под святилище.
— Вы слышали меня, отец.
— Экзорцизм? Я священник аятани, а не колдун, ты идиот. — Харк глубоко вздохнул. — Хорошо, убрав в сторону тот факт, что вы только что назвали меня идиотом – вам на самом деле не стоило делать этого, отец, из-за того, что у меня есть пистолет – я понимаю, что то, о чем прошу, это крайность. Но вы видели, что происходит.
Цвейл кивнул. Его скрюченные, покрытые коричневыми пятнами руки потянулись и сняли церемониальную накидку с шеи, сложили ее и убрали в его сумку. — Я видел, — сказал он. — Я видел то, что я всегда вижу. Люди в жутких условиях. Люди боятся.
Люди умирают. Люди боятся умереть. Напряжение, стресс, усталость от сражений…
— Дело не только в этом.
— Вздор. Это место жуткое, сражение было страшным, и мы потеряли великого человека. И самое худшее, все чувствуют, как будто мы загнаны сюда. Пойманы, как будто в клетку. Как будто этот дом наша клетка.
— Отец…
Цвейл бросил взгляд на Харка. — Здесь нет опасных духов, Виктор. Только напуганные солдаты в экстремальных условиях. Человеческий разум делает все остальное. Прошлой ночью, Дорден – человек, который трезвый и благоразумный, Виктор – решил, что увидел кровь, вытекающую из стены. Это была не кровь. Это была пыль. — Харк закрыл рукой рот, а затем, нерешительно, рассказал старому священнику, чему свидетелями он с Крийд стали прошлой ночью.
Цвейл долго молчал после того, как Харк закончил.
— Значит, это было моим воображением, отец? — спросил Харк.
— Должно быть какое-то рациональное объяснение, — ответил Цвейл.
Харк покачал головой и поднялся на ноги. Чтобы сделать это, ему пришлось тяжело опереться на костыль. — Скажем, что вы правы, отец, и все это у нас в головах. Тогда, по крайней мере, благословение запрета от вас должно помочь психологически?
— Я не делаю салонных фокусов, — сказал Цвейл. — Я не буду преуменьшать значение Имперского Кредо пустой театральной показухой.
Харк отвернулся и захромал к двери. — Ваш скепсис разочаровывает меня, отец аятани. И особенно печально слышать это от человека, который видел Святую своими глазами, и поверил.
— Это было другое, — сказал Цвейл.
— Значит только потому, что вы хотели поверить, — сказал Харк. — Вы, на самом деле, не хотите верить в это, так ведь?
III