Толкование на подвижнические слова Аввы Исаии

Если ты приклоняешь слух к тому, кто злословит брата, это порождает навык слушать слова одного и передавать их другому, порождает тягу к мирскому, порождает желание учить, когда не спрашивают, порождает желание уязвить ближнего.

Авва Исаия показывает нам здесь преемственность грехов. Например, я негодую, потому что мой брат, который передо мной притворяется подвижником, весь день сидит и занимается каким-то магнитофоном. Как только я услышу, что его кто-то упрекает, я тут же передам эти слова другому, чтобы показать: «Вот что творится в нашем монастыре!» — и чтобы мне устоять при том кризисе и неустроенности, которые я переживаю, оправдать свое поведение. Видите, наши отношения с людьми, наше неумение с ними поладить, то, как мы говорим и как слушаем, наше слово, вообще всё — в действительности предметы духовные.

Порождает навык слушать слова одного и передавать их другому. Никакой монах никогда не передает другому услышанного им, потому что это предательство. Единственный, кому я могу передать чужие слова, — это старец, от которого у меня нет никаких тайн. Кто-то рассказал тебе нечто особенное о своей жизни? Тебе сообщили какую-то тайну или что-то известное всем? Никому об этом не говори. Пусть об этом знает весь мир, ты не говори абсолютно ничего, разве только сам доверившийся тебе человек позволит тебе рассказать об этом. И даже если ты что-то расскажешь, то подразумевается, что ты расскажешь только кому-то одному, а не всему свету.

Тем более я не могу рассказывать ничего из того, что сказал мне по какому бы то ни было вопросу старец и что сказал ему я. Если я что-то рассказываю, значит, старец для меня не Бог, но самый обыкновенный смертный и я ставлю его в один ряд с теми, кого я захлестываю волнами своего недовольства и противления, то есть наша мистическая связь со старцем теряется.

То, что говорится между послушником и старцем, относится к мистическому пути и таинствам Божиим, и разглашать это нельзя. Скажи я об этом хоть один раз — и старец перестает быть моим старцем. В таком случае он не несет за меня никакой ответственности, потому что я смотрю на него как на человека, а не как на старца. Вообще, если я пересказываю или слушаю слова других, то я затрудняю себе духовную жизнь.

Когда мы передаем сказанное нам, то это в нас порождает тягу к мирскому. Если мы не умеем общаться в своем окружении, это внушает нам стремление расширять свои знакомства и интересоваться тем, что нас не касается. Это заставляет нас подставлять свое ухо тем, кто осуждает ближних, и затем передавать услышанное. В свою очередь, этот грех порождает в нас тягу к мирскому, заставляет нас выходить из кельи и интересоваться миром. Мы хотим заводить любовные связи с миром, вступать в любовный диалог с ним и думаем: «А что, если я уйду в мир, может быть, буду жить там лучше, чем здесь?» Или: «Не лучше ли мне пойти в монастырь на Метеоры, поближе к людям?» И так я постепенно обращаюсь к миру.

Тяга к миру порождает желание учить, когда не спрашивают. Открытый взгляд на мир ставит меня в положение господина, заставляет меня думать: «Я монах, я знаю Христа и духовную жизнь и могу учить других». И такя начинаю развивать в себе склонность к учительству. Увижу какого-нибудь послушника и говорю ему: «Для того чтобы жить в монастыре, тебе нужно хранить монашеские правила» — и начинаю их перечислять. Но почему ты даешь ему советы? Он тебя спрашивал? Нет, тебя не спрашивали, тебе просто нравится поучать ближнего.

Желание учить, когда не спрашивают, порождает желание уязвить ближнего. Человек, который под предлогом якобы любви и духовности поучает ближнего, начинает вмешиваться в его жизнь, укалывать его, задевать, обличать. Он видит, как кто-то молится, и говорит: «Еще немного, и ты будешь как Антоний Великий!» Видит другого за разговором и говорит: «Ты монах или нет?» И вообще он старается нарушить мир ближнего. Подтрунивание, шутки, насмешки, жесткое и резкое обращение с ближним — все эти колкости показывают, как далека наша жизнь от Бога.

Итак, кто преуспел или желает преуспеть, пусть хранит себя с разумом от всего, что порождает грехи.

Если ты поистине желаешь преуспеть, то остерегайся всех причин греха, о которых мы сказали. Пусть останется только Бог и ты. Но это еще не всё.

Кто боится немощи тела, тот не достигнет естественного состояния, но если он прибегает к Богу во всяком своем страдании, то силен Бог дать ему покои.

Кто боится немощи тела. Прежде авва Исаия уже упоминал о боязливости, как о первой и самой главной причине греха. Теперь он говорит о страхе за свое здоровье.