Толкования на Евангелия от Луки и от Иоанна

Итак, по смирению он себя скрывает. И если он упомянул о себе, то упомянул лишь для того, чтобы мы знали, что он обстоятельнее прочих рассказывает о происшествиях во дворе первосвященниковом, так как он сам был внутри двора. Смотри, как опять он отстраняет от себя похвалу. Дабы ты, услышав, что Иоанн вошел с Иисусом, не подумал о нем что-нибудь великое, он говорит, что был знаком первосвященнику. Я, говорит, вошел вместе с Ним не потому, будто бы был мужественнее прочих, но потому, что был знаком первосвященнику. О Петре объявляет, что он следовал за Иисусом по любви к Нему, а остановился вне двора потому, что не был знаком. Что Петр вошел бы, если бы ему позволили, видно из того, что когда Иоанн вышел и велел придвернице ввести его, Петр тотчас вошел. Почему же Иоанн сам не ввел его, а велел сделать это женщине? Потому что крепко держался Христа, следовал за Ним неотступно и не хотел отлучиться от Него.

17–18. Тут раба придверница говорит Петру: и ты не из учеников ли Этого Человека? Он сказал: нет. Между тем рабы и служители, разведя огонь, потому что было холодно, стояли и грелись. Петр также стоял с ними и грелся.

Женщина спрашивает Петра без дерзости, без грубости, но очень кротко. Ибо она не сказала «И ты не из учеников ли «этого обманщика»», но – Этого Человека. А это, скорее, были слова сожалеющей и проникнутой любовью к людям. Сказала: и ты не из учеников ли, потому что Иоанн был внутри двора. Женщина эта говорила так кротко, а он ничего этого не заметил, упустил из внимания и предсказание Христа. Так слабо само по себе человеческое естество, когда оно оставлено Богом.

Некоторые, напрасно желая угодить Петру, говорят, что Петр отрекся не потому, что боялся, но потому, что постоянно желал быть со Христом и следовать за Ним, а он знал, что если объявит себя учеником Иисуса, то его разлучат с Ним и уже не будет иметь возможности следовать за Ним и видеть возлюбленного Учителя. Поэтому отрекся, сказав ей, что он не ученик. С этой же мыслью он и грелся. Ибо для видимости он делал то же, что и слуги, как один из них, дабы не обличили его по изменению в лице, не выгнали из своей среды как ученика Христова и не лишили возможности видеть Его.

19–23. Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил. Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?

Первосвященник спрашивает Иисуса об учениках, может быть, так: «Где они, кто они, с какою целью Он собирал их и какое у Него намерение?» Он хотел обличить Его как нововводителя какого-нибудь или возмутителя.

Спрашивает и об учении: в чем оно заключается, не разнится ли от закона, не противно ли Моисею, дабы и в учении найти повод убить Его как богопротивника. Что же Господь?

Он отвечает на подозрения его. Я, говорит, тайно не говорил ничего. Ты подозреваешь во Мне какого-то мятежника, тайно составляющего какие-то заговоры, а Я тебе говорю, что тайно Я не говорил ничего, то есть ничего возмутительного, и, как тебе думается, ничего нового не ввожу и с хитрым и тайным намерением не говорил ничего Своего. Если мы будем пытаться понять эти слова Господа не в соответствии с подозрением первосвященника, то Он представится как бы говорящим ложь. Ибо Он многое говорил тайно – то, что превышало понятия простого народа.