– Смотри, богатырь, головы тебе не спасти! – промолвила старуха, едва губами шевеля. – Ну, а коли вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести: как ею всплеснешься – помолодеешь!
– Добуду – принесу, бабушка!
– Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится. Через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.
Пошел Иван-Горох в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел до змеиного царства. Перед городскими воротами увидел он нищего – хромого, слепого старика с клюкой, подал ему милостыню и спросил, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.
– Есть, да не велено сказывать, – отвечал нищий.
Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса, золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый. Приметила издалека богатыря молодого, знать об нем пожелала, тихонько разве-дать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой? Услышала, что пришел её, брат меньшой, а царевна его и в лицо не знавала. Подбежала к нему Василиса, встретила со слезами.
– Беги поскорее, – закричала, – беги, братец! Скоро Змей будет, увидит тебя – погубит!
– Сестрица любезная! – отвечал ей Иван. – Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его!
– Да разве ты – Горох, чтоб сладить с ним мог? – спросила Василиса, коса золотая.
– Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня. Шел я под зноем, приустал с дороги, больно пить хочется!
– Что же ты пьешь, братец?
– По ведру меду сладкого, сестрица любезная!
Василиса, коса золотая, велела принести ведро меду сладкого. Горох выпил ведро одним духом; попросил налить другое. Царевна еще приказала, а сама смотрела-дивилась.
– Ну, братец, – говорит, – тебя я не знала, я теперь верю, что ты Иван Горох.
– Дай же присесть, с дороги отдохнуть. Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается. Принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал да погнулся.
– Ах, братец, – вскричала царевна, – ведь это стул Змея Лютого!
– Ну, видно, я потяжеле, – отвечал Горох, усмехнулся.