Толкования на русские народные сказки. Заветы древней мудрости

Всё время исчезновение сыновей и дочери солнечная мать «тосковала, что нет весточки о детях». Она жаждала вновь их увидеть, «зачерпнула золотым ковшом водицы» из «чистой как слезинка» струи (из небесной реки – Млечного пути) и так «проглотила горошинку» (зачала новое солнце). После этого Иван-Горох начинает расти «не по дням, а по часам, гладенький, кругленький», силы в нём всё прибывают, «так что в десять лет стал могуч богатырь» (через десять девятидневных недель или четверть года после зимнего солнцеворота, молодое светило достигает весеннего равноденствия).[54]

Иван-Горох оправляется на поиски сестры Золотой косы, набредает на избушку и по древнему обычаю «дует на нее», отгоняя злых духов. Внутри видит «седую старушку» (колодейницу). Она уже «сто двадцать лет в избушке сидит» и «вихря залётного» не видела (здесь вместо иносказательного срока в «двадцать лет», но уже от осеннего до весеннего равноденствия, ошибочно говорится о «ста двадцати годах»). Старица указывает Гороху дальнейший путь: «куда солнце катится», уточняет, что «через год» (следует понимать – через день) он дойдёт до «Лисьей горы» (искаженное Лысой горы – любой святилищной возвышенности, на которой по древнерусским поверьям, в ночь перед равноденствием собирались ведьмы до того, как сгинуть во тьму). Так царевич находит дорогу «в змеиное царство».

Встретив пленную сестру, Иван-Горох разом выпивает два ведра хмельного мёда (за два часа пьянеет от предчувствия весны). Прилёта Лютого Змея (наступления равноденствия) он, ждёт восседая «на стуле, железом окованном» (образ непреложного закона коловращения светил). Под Горохом стул «прогибается» (мощь солнца стремительно прибывает, и некоторое время свет и тьма словно делят небесный престол).

Иван-Горох заказывает «старому мудрецу, придворному кузнецу» (жрецу солнечного святилища) сковать «железный посох» (знак своей власти и, возможно, намёк на жреческий жезл, по которому в древности отмеряли годовое время), затем бросает его высоко в небо, вызывая тьму на поединок. Посох «летит и гремит как гроза» (подобно гневу Перуна). В ответ раздаётся «страшный свист» – на крылатом черногривом коне-вихре, воплощении тьмы, летит Змей, «с виду богатырь, а голова змеиная» (всеведущая). В сражении они обмениваются ударами, Горох уничтожает Змея «железным посохом», который затем пробивает землю и уходит «через два царства в третье» (через ночной небосвод и земные толщи на тот свет).

После этого солнечный богатырь спрыскивает «живо-мёртвой водой» и пробуждает от небытия своих светлых братьев (утро и вечер), которые «долго спали», снаряжает воздушный «корабль» и по «реке Лебединой» (вслед за весенним прилётом птиц) возвращается с братьями и сестрой в родительский «солнечный терем» – на сияющий небосвод. По пути он даёт «старушке в избушке умыться змеиной водицей» (омыться в потоке кругового времени), и она «оборачивается молодицей». Василиса Золотая коса находит себе жениха (яркую звезду на заре), а Горох-царевич – такую же невесту.

«Деды дедов», которые «пировали» на этих небесных свадьбах, – это праотцы, хранившие древнюю солнечную веру. В уничижительном выражении «Царь-Горох», предположительно, следует видеть искажённое «Царь-город» (Царьград): после падения Константинополя, это прозвище стало означать высокомерного, бессильного и потому смешного, словно «шут гороховый», вельможу бывшей Византии.

В поздних по происхождению сказках «Светозор», «Запечный Искр» и «Иван Вечерней Зари» сохранились лишь отголоски древней свето-солнечной символики первоначальной притчи.

Жар-птица и Василиса-царевна

В некотором царстве, за тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был сильный, могучий царь. У того царя был стрелец-молодец, а у стрельца-молодца конь богатырский. Раз поехал стрелец на своём богатырском коне в лес поохотиться; едет он дорогою, едет широкою – и наехал на золотое перо жар-птицы. Как огонь перо светится! Говорит ему богатырский конь:

– Не бери золотого пера. Возьмёшь – горе узнаешь!

И раздумался добрый молодец – поднять перо али нет? Коли поднять да царю поднести, ведь он щедро наградит, а царская милость кому не дорога?

Не послушался стрелец своего коня, поднял перо жар-птицы, привёз и подносит царю в дар.