Толстяк

Но Яцек, не слушая меня, подошел к ящикам, поднял крышку верхнего и многозначительно присвистнул. Я подошел к нему и заглянул через плечо. Ящик был полон каких-то блюд, никелированных сосудов, позолоченных и покрытых гравировкой кубков.

— Железки, — проворчал неодобрительно Яцек. — Какие уж тут револьверы…

— А в другом что?

Мы с трудом отодвинули верхний ящик и заглянули в тот, что лежал, ниже. Тут тоже не было оружия. Но то, что мы там обнаружили, было, пожалуй, не менее интересно: сначала Яцек вытащил педаль, потом — цепь и кожаное седло и наконец — колеса и раму. Велосипед! Самый настоящий, только что разобранный.

В ящике были еще какие-то механизмы или приборы, но нам уже было не до них.

— Бери! — Яцек сунул мне в руки раму и одно из колес. — А я понесу остальное.

— А можно…

— Перестань трепаться, — отрезал он. — И сматываемся отсюда, пока нас крысы не сожрали.

А тут и в самом деле раздался подозрительный шорох, и из-за пустых консервных банок вылезла огромная толстая крыса, волоча за собой длинный тонкий хвост. Мы поспешно двинулись к выходу. Ступеньки были скользкими, я даже чуть было не упал.

— А теперь — осторожно, — скомандовал Яцек, когда мы добрались до входной двери. — Главное, чтобы этот тип с верхнего этажа нас не застукал.

Мы уже добрались до самого забора, когда нас настиг луч фонарика. Я успел бросить в траву раму с колесом.

— Вы все еще здесь? — донесся до нас грубый мужской голос. — Что это у тебя?

Слова эти были обращены к Яцеку, который успел только прикрыть полой куртки свою ношу.

— Ну, чего молчишь! — угрожающе крикнул мужчина. — Что ты там прячешь?

— Так это ведь кот, — отозвался Яцек. — Мы только сейчас нашли его.

— Мяу… — тихонько пискнул я. — Мяу, мяу…

По-видимому, мяуканье у меня получилось неплохо, потому что мужчина прекратил расспросы.

— Проваливайте отсюда! — прикрикнул он. — Ночи на вас нету.

Фонарик погас. Выждав еще немного, мы перебросили через забор раму и колеса, а уж потом полезли сами.

Велосипед мы упрятали в сарайчике. Яцек для пущей уверенности прикрыл его рваным матрацем и присыпал соломой.

— А теперь — бежим по домам, — скомандовал он. — Как бы нас там не хватились.

— А что будем говорить, если спросят про этот велосипед?

— Скажем, что какой-то дядька нам его подарил. Худой такой и с усами.

— А поверят?

— Если поподробней расскажем, как выглядел, то обязательно поверят. Бывают ведь разные чудаки, правда? Только запомни: высокий, худой, усатый, в кожаной куртке. А еще — прыщ у него на носу и шрам на левой щеке. Не забудешь?

— Запомню, — ответил я без особого энтузиазма.

— Ну, значит, пока, Мацек. Завтра займемся им: соберем — и гуляй душа!

Чертов велосипед никак не хотел собираться. Колеса не устанавливались в вилке, цепь соскальзывала, винты не подходили. Мы возились с ним до темноты, мама не могла прийти в себя от изумления, потому что за обедом я впервые удовлетворился единственной тарелкой супа и сразу же выбежал из-за стола. Но все же прихватил с собой кусок хлеба, толсто намазанный смальцем со шкварками. Уже почти в полной темноте Яцек завернул наконец последнюю гайку, натянул цепь и отрегулировал руль. Он неплохо разбирался в устройстве велосипеда, потому что у его старшего брата когда-то был велосипед и Яцек помогал ему ремонтировать его, пока брат не уехал в Кельцы.

— Готово, — объявил наконец он, вытирая лоб черной от масла рукой. — Пробуй первым.

— Так я… — смущенно запнулся я, — понимаешь… я еще никогда не катался на велосипеде.

— Не умеешь? — Яцек искренне удивился. — Тогда смотри, как это делается.

Он вскочил на седло, оттолкнулся и выехал из сарайчика во двор. Там он сделал круг, восьмерку, а потом даже отпустил на некоторое время руль. Наконец он резко затормозил и соскочил рядом со мной.

— Отличный велосипед, — сказал он, передавая мне руль. — Ходит как часы. Пробуй.

Оперев велосипед о забор, я забрался на седло и покрепче ухватился за руль.

— Давай, я подтолкну, а ты нажимай на педали. Пошел!

Я проехал не более метра, покачнулся и грохнулся на землю. Сзади громко хохотал Яцек. Разбитое колено саднило, но я поднял велосипед, снова прислонил его к стене и взгромоздился на седло.

На этот раз пошло чуть легче, и прежде, чем упасть, я успел раза два крутануть педалями, доехав почти до калитки.

— Научишься, — ободрил меня Яцек. — Только бы не разнес до этого велосипед.

Я завидовал той легкости, с какой он вскакивает на седло и мчится на нашем скакуне — сам же себе казался тяжелым и неуклюжим.

— Брюхо вон какое отрастил, — заметил Яцек. — Все время только жрешь и жрешь.

— Отвяжись, — пробормотал я в ответ. — Через две недели буду ездить не хуже тебя.

— Тогда давай тренируйся. А я пойду помогу матери развесить белье. У нас сегодня стирка.

Я остался один. Внимательно приглядывался я к велосипеду, провел рукой по красной раме, потрогал блестящий никелированный руль. Великолепная машина, совершенно новая, просто не верилось, что она наша. Неужели я когда-нибудь научусь ездить на нем так легко и свободно, как Яцек?