Читаем Толстой и Достоевский. Противостояние полностью

Все это вдвойне верно для «низкого» романа, готических romans noir[120] и неиссякаемого потока серийных романов ужасов и любовных историй. Садизм, извращения, противоестественные грехи, инцест с непременными похищениями и гипнотизмом — вот список основных тематических клише. Наставление книгоиздателя бальзаковскому Люсьену де Рюбампре[121], когда тот впервые приезжает в Париж — написать что-нибудь «в духе госпожи Радклиф», — было высечено на скрижалях закона литературы. Шаблонные сюжеты со страдающими девами, развратными деспотами, убийствами при свете газовых фонарей и искуплением через любовь всегда были под рукой начинающего романиста. Если он окажется гением, то сможет превратить их в «Лавку древностей» или «Златоокую девушку»[122]; если просто талантом — в «Трильби»[123] или «Парижские тайны»; а если обычным ремесленником — в один из сотни тысяч романов- фельетонов, о которых не помнят сегодня даже библиографы. И именно оттого, что их забыли, определенные повторяющиеся темы и драматические ситуации у Достоевского представляются нам уникальными и патологическими. На самом же деле его сюжеты — если рассматривать их просто как сырье или краткий пересказ историй — не менее зависели от корпуса современной ему традиции и практики, чем это было в случае с Шекспиром. Выискивать в них его личные мании может оказаться весьма познавательным делом, но к этому занятию следует приступать лишь после знакомства с имеющейся под рукой популярной литературой тех лет.

У многих писателей есть определенные образы или типовые ситуации, которые в открытом или замаскированном виде переходят из книги в книгу. В поэмах и драмах Байрона, например, присутствует намек на инцест. Как мы знаем, Достоевский то и дело упоминает сексуальные посягательства немолодых мужчин на девочек или совсем юных женщин. Чтобы проследить эту тему в его произведениях и показать, где она присутствует в скрытой символической форме, понадобилась бы отдельная книга. Эта тема проявляется в «Бедных людях», первом романе писателя, где осиротевшую Варю домогается господин Быков. На нее есть намек в повести «Хозяйка», где отношения между Муриным и Катериной омрачены неким грехом. В «Елке и свадьбе» она видна через прозрачную маску обхаживаний одиннадцатилетней девочки стариком, который предлагает выйти за него, когда ей исполнится шестнадцать. Похожий мотив звучит в изумительной новелле «Вечный муж». Героиня незаконченного романа «Неточка Незванова» испытывает нездоровую привязанность к своему отчиму. В «Униженных и оскорбленных» тема, о которой мы говорим, становится одной из доминант: главный герой мелодраматически спасает Нелли (образ, близкий к прототипу из биографии Диккенса[124]) от насилия, а о Валковском ходят слухи, что он любит «потаенно развратничать, гадко и таинственно развратничать». В черновиках к «Преступлению и наказанию» признания Свидригайлова в посягательствах на девочек отвратительны и неоднократны:

«Насильничание сделано нечаянно. Рассказывает вдруг невзначай, как ни в чем не бывало, такие анекдоты, как о Рейслер. О насильничании детей, но бесстрастно…

[О хозяйке говорит, что дочь изнасильничали и утопили, но кто, не говорит, и потом уж объясняется, что это он].

NB. Засек…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Юбилеи великих и знаменитых

Шепоты и крики моей жизни
Шепоты и крики моей жизни

«Все мои работы на самом деле основаны на впечатлениях детства», – признавался знаменитый шведский режиссер Ингмар Бергман. Обладатель трех «Оскаров», призов Венецианского, Каннского и Берлинского кинофестивалей, – он через творчество изживал «демонов» своего детства – ревность и подозрительность, страх и тоску родительского дома, полного подавленных желаний. Театр и кино подарили возможность перевоплощения, быстрой смены масок, ухода в магический мир фантазии: может ли такая игра излечить художника?«Шепоты и крики моей жизни», в оригинале – «Латерна Магика» – это откровенное автобиографическое эссе, в котором воспоминания о почти шестидесяти годах активного творчества в кино и театре переплетены с рассуждениями о природе человеческих отношений, искусства и веры; это закулисье страстей и поисков, сомнений, разочарований, любви и предательства.

Ингмар Бергман

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное
Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной
Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века.Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского. Книга сочетает разговор о судьбах поэтов с разговором о конкретных стихотворениях и их медленным чтением.Денис Ахапкин, филолог, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ, специалист по творчеству Иосифа Бродского. Публиковался в журналах «Новое литературное обозрение», «Звезда», Russian Literature, Die Welt Der Slaven, Toronto Slavic Quarterly, и других. Был стипендиатом коллегиума Университета Хельсинки (2007), Русского центра имени Екатерины Дашковой в Университете Эдинбурга (2014), Центра польско-российского диалога и взаимопонимания (2018).

Денис Николаевич Ахапкин

Литературоведение

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное