Толстой

Мы уже знаем, что обстановка в семье Толстых накалилась до предела, супруги, так нежно любившие друг друга когда-то, не могли найти взаимопонимания, дети разделились на два лагеря – одни за мать, другие за отца. Софья Андреевна не могла принять новых взглядов и решений мужа, а Лев Николаевич не справлялся с тем давлением, которое на него оказывали, и с внутренним дискомфортом, возникшим из-за разницы своих убеждений и не соответствующего им, как он считал, образа жизни.

В ночь с 27 на 28 октября (вы помните о роковой роли его любимого числа?) 1910 года Лев Николаевич проснулся посреди ночи. Он услышал осторожные движения жены, передвигающейся по его рабочему кабинету. Лев Николаевич решил, что его жена ищет завещание, которое он составил втайне от нее. Последнее время она была очень подозрительна и раздражительна, а он устал от бесконечных разладов и никак не способствовал ее успокоению. Вот и сейчас эмоции переполнили Толстого. Он зажег свечу и сел. Сразу же вошла Софья Андреевна, объяснившая свои передвижения тем, что хотела справиться о его здоровье, но Толстой ей не поверил. Супруга удалилась, а он так и остался сидеть, глядя в пустоту. Прошло какое-то время, и граф Толстой решился… Решился на поступок, который он обдумывал и планировал осуществить давно. Лев Николаевич вознамерился уйти из своего имения, из Ясной Поляны. Большинство его современников осудят, да и многие сегодняшние читатели не поймут: ему было 82 года, граф, знаменитый писатель, и вдруг уходит из родной усадьбы, меняет благополучие на бедность.

Но он не мог по-другому. Конфликт между ним и женой возник давно, но внутренний конфликт – еще раньше. Лев Толстой проповедовал ценности, следовать которым, находясь в семье, до конца не мог, плюс его крайне тяготила ситуация с завещанием, когда ему нельзя было открыто объявить о нем, но и врать было не в его правилах. Духовные искания привели Льва Николаевича к мыслям о неважности материальных ценностей, о греховности землевладения и роскоши, о неравенстве людей, он хотел жить в простоте и трудами рук своих, считая, что произведения его принадлежат всему народу.

В. Ф. Булгаков отозвался так, когда узнал о произошедшем: «Свершилось!.. То, о чем так много говорили последнее время, чего ждали чуть ли не каждый день и чего многие так желали для Льва Николаевича, – свершилось. Толстой ушел из Ясной Поляны, и, без сомнения, это – уход навсегда. Несмотря на то, что известие не было совершенно неожиданным, оно глубоко-глубоко и радостно потрясало и волновало. Слишком тяжело было Льву Николаевичу жить среди семейных дрязг, среди ожесточенной борьбы между близкими за влияние и за рукописи и притом с постоянным мучительным сознанием несоответствия его внешнего положения с исповедуемыми им взглядами о любви к трудовому народу, о равенстве, простоте, об отказе от роскоши и привилегий».

За несколько дней до случившегося Толстой писал писателю Михаилу Петровичу Новикову с просьбой подыскать ему комнату или дом, тем более что тот жил всего в двух с половиной часах езды от Ясной Поляны. Тот выполнил пожелание Толстого, но задержался. А Лев Николаевич, не получив ответа, понял, что к Новикову ехать нельзя, и поэтому, уходя из дома, отправился совсем в другую сторону, на юг. Но об этом несколько позже.

Итак, Л. Н. Толстой будит своего домашнего врача и друга Душана Петровича Маковицкого, младшую дочь Александру Львовну и ее подругу Варвару Феокритову и сообщает им о своем решении. «Я ждала его ухода, ждала каждый день, но, тем не менее, когда услыхала, что он уходит, когда он сказал эти слова: “Я уезжаю сейчас, совсем”, – это было ошеломляющее впечатление. Я никогда, сколько бы мне ни пришлось жить, не забуду его фигуры в дверях, в блузе, со свечой в руках и светлым-светлым лицом, решительным и прекрасным». Лев Толстой очень волнуется и торопится, дочь Саша пока остается в имении, чтобы успокоить мать. Они помогают собрать ему вещи, стараясь не разбудить Софью Андреевну. Он оставляет ей прощальное письмо.