Том 1

Он ответил, глядя на приближающиеся из метели огни: — Я четыре года не ездил на трамвае, Я хотел бы вспомнить… Давайте прокатимся, а?

Действительно, за две недели пребывания в артиллерийском училище Алексей мало освоился с тыловой жизнью, изумленный тишиной, весь переполненный ею. Его умиляли отдаленные трамвайные звонки, непроницаемое безмолвие зимних вечеров, свет в окнах, дворники у ворот (совсем как до войны), лай собак — все, что, мнилось, было почти забыто. Когда же он шел по улице один, то невольно думал: «Вон там, на углу, — хорошая противотанковая позиция, виден перекресток, вон в том домике с башней может разместиться пулеметная точка, улица простреливается насквозь». Война еще привычно и прочно жила в нем.

Впервые с начала войны ему пришлось встречать Новый год не в землянке с крохотным мерзлым окошком в синь ночи, не на марше, трясясь на передке противотанкового орудия, не с фронтовыми ста граммами, привезенными под праздник старшиной прямо на огневую, а в глубоком тылу, в незнакомой компании, в которую бог весть как вошел Борис, его однополчанин, встречать Новый год и удивляться этому мирному веселью.

Здесь, в этой компании, Алексей мало пил и не пьянел — он чувствовал себя не очень ловко, не хватало чего-то простого, ясного, привычного. Он обратил на Валю внимание во время танцев, когда Борис рыцарским наклоном головы пригласил ее и она пошла с ним, чуть покачиваясь на высоких каблуках, улыбаясь, и Алексей заметил, что это почему-то было неприятно хозяйке дома, худенькой, с темными, как ночная вода, глазами: она следила за ними с беспокойным ожиданием.

Танец кончился; смеясь и разговаривая, они сели на диван. Валя как бы случайно скользнула взглядом по лицу Алексея, и он услышал ее голос:

— А кто вон тот, весь в орденах?

— Андрей Болконский в байроническом плаще, — не задумываясь, ответил Борис и весело подмигнул в его сторону.

Поняв, что говорят именно о нем, Алексей встал и, преодолевая стеснительность, подошел к Вале, сказал не совсем ловко:

— Простите, этот остряк знает мое имя около двух лет. Я — Алексей… А вы?

Она подняла глаза, и он увидел, как ее ухо с нежной мочкой залилось румянцем. Она откинула со лба светлые волосы и с шутливым видом протянула руку:

— А меня зовут Валя. Фамилия моя — Мельниченко. Только к вашему комбату Мельниченко я никакого отношения не имею. Об этом Борис уже спрашивал.

— Но я и теперь не знаю, кто вы.

— Кто? Я — вольная синица, что море подожгла. — Она тотчас встала, спросила, глядя ему в глаза: — Вы, конечно, танцевать не умеете?

— Попробуем.

Когда расходились перед рассветом и долго со смехом толкались в тесной передней, разбирая пальто, галоши, боты, оказалось, что Валино пальто висит под шинелью Алексея, и он, не спрашивая разрешения, помог ей одеться, сказал:

— Я вас провожу.

Она кивнула:

— Что ж, проводите, если вы такой храбрый…

И вот теперь они стояли среди снегопада совершенно одни на трамвайной остановке — за незначащими словами скрывалось любопытство.

— Так прокатимся? — спросила она. — Ведь вы хотели вспомнить…

Они сели в вагон, совершенно безлюдный, насквозь ледяной; морозно искрились заиндевелые стекла, кое-где к ним были прилеплены использованные билетики — следы вчерашней предновогодней сутолоки. Старик кондуктор в перепоясанном солдатским ремнем тулупе дремал, глубоко уткнув нос в поднятый воротник, изредка заспанно бормотал наугад название остановки и снова втягивал голову в меховые недра воротника. Все в трамвае скрипело от стужи, взвизгивали колеса, на сиденьях остро сверкала изморозь.

Валя подобрала пальто вокруг ног, сказала:

— Конечно, за билеты платить не будем. Поедем «зайцами». Так интереснее. Тем более что кондуктор видит новогодние сны!

Одни в вагоне, они сидели напротив и так близко друг от друга, что шинель Алексея задевала Валины колени. Она вздохнула, потерла перчаткой скрипучий иней на окне, подышала; пар от ее дыхания пополз по стеклу, коснулся лица Алексея, а она отряхнула перчатку о колени и, выпрямившись, подняла близкие глаза, спросила серьезно:

— Вы о чем подумали сейчас?

— О чем? — Алексей в упор встретил ее вопросительный взгляд. — Вспомнил одну разведку. И Новый год под Житомиром, вернее — под хутором Макаровым. Нас, троих артиллеристов, тогда взяли в поиск…

— И что же было?