Культ пользы, играющий в идейной концепции басни такую важную роль, выражен у Федра гораздо отчетливее, чем у Бабрия. Федр дважды повторяет уже цитированную мораль: nihil agere quod non prosit, fabella admonet (III, 17, 13; IV, 25, 1; впрочем, во втором месте возможна интерполяция); он пишет целую басню на тему «хозяйский глаз в делах всего надежнее» (II, 8); когда он противопоставляет муравья и муху, он противопоставляет не труд вообще безделью вообще (как Бабрий, 140), а труд полезный труду бесполезному (ср. обличение ardaliones, бесполезных хлопотунов в II, 5). Все мотивы у Бабрия выражены гораздо менее ярко. Решительно утверждая идеал пользы, Федр столь же решительно осуждает все, что отвлекает от этого идеала: тщеславие (I, 11; V, 7 и т. д. – всего шесть примеров на 123 басни, тогда как у Бабрия – три примера на 145 басен), легковерие (пять примеров, тогда как у Бабрия – один пример) и прежде всего – глупость (I, 20; А, 3 и т. д. – у Федра глупец сам себя губит, тогда как у Бабрия глупца губит только столкновение с хитрецом). В соответствии с этим практическим духом басен Федра царящее в мире зло выступает у него исключительно в конкретных проявлениях; Бабрий же, разрабатывая эту тему, дважды прибегает к отвлеченным аллегориям (126, 127), чего Федр не делает ни разу. Бабрий в нескольких баснях отступает от традиционного утилитаризма: для него оскорбление чувствительнее физической боли (поэтому гневается лев на пробежавшую по его гриве мышь, 82), дружба выше пользы (поэтому хозяин режет для гостя петуха, который ему служит, 124), измена наказывается вопреки выгоде (охотник убивает куропатку, готовую служить подманной птицей, 138); между тем Федр, даже когда восхваляет ученость, по-видимому не имеющую ничего общего с практической пользой (басни о Симониде IV, 23 и 26), все же видит в ней лишь своего рода богатство, ценное тем, что его нельзя потерять. Вместе с практицизмом у Бабрия смягчается и индивидуализм басенной морали: в трех баснях он утверждает, что единение лучше, чем одиночество (44, 47, 85), тогда как у Федра такая мысль не возникает ни разу. Наконец, некоторые басни у Бабрия имеют содержанием психологические наблюдения, не сводимые к какому-либо практическому уроку: «привычка притупляет чувство», «страх придает сил» и т. п. (61, 69, 12, 25, 38); Федру такая умозрительность несвойственна.
Оптимизм Федра во многом связан с его практицизмом. Так как Федр воспринимает действительность в ее конкретных проявлениях, а не в умопостигаемых закономерностях, то он радуется при всякой жизненной удаче и печалится при всякой неудаче, не задумываясь, который из этих случаев следует считать типичным, а который – нетипичным для общего порядка вещей. Отсюда – программное утверждение: totam aeque vitam miscet dolor et gaudium (IV, 18, 10) и вывод: ergo contenti munere invicti Iovis fatalis annos decurramus temporis, nec plus conemur quam sinit mortalitas (А, 2, 12–14). Поэтому, противопоставляя вид и сущность предмета, Федр показывает, что человек может быть не только хуже, чем кажется, но и лучше, чем кажется (V, 1; А, 8). Поэтому же Федр охотнее утверждает активное отношение к жизни – по крайней мере постольку, поскольку это позволяют традиционные рамки: он призывает защищаться в беде и мстить за обиду (I, 22 и 28; III, 3 и 5; V, 2 и 3)62, считает, что воспитание может сделать доброе из злого (А, 10), и даже провозглашает: non qui fuerimus, sed qui nunc sumus, vide (А, 29, 10) – очевидное нарушение принципа «довольствуйся своей долей и не посягай на большее», нарушение, объясняемое убеждением в том, что удача все оправдывает. Для Бабрия же господство зла в этом мире бесспорно в самом принципе (126, 127), и никакие счастливые случайности его не колеблют. Вместо мести он призывает к терпению (басня 21; у Федра столь отчетливой апологии терпения нет), с особенной охотой разрабатывает тему «довольствуйся своей долей» (вариациям этой темы посвящены 23 басни: 4, 5, 28, 31, 32, 36, 39, 40, 41, 55, 62, 64, 72, 73, 86, 101, 108, 115, 125, 129, 134, 137, 139, тогда как у Федра только семь: I, 3, 24, 27; II, 7; III, 18; IV, 6; V, 4) и не устает повторять, что все перемены на свете совершаются только к худшему (11 басен: 11, 21, 23, 24, 29, 35, 79, 86, 90, 123, 141, тогда как у Федра четыре: I, 4, 6; IV, 4; А, 18).