Мистер Флемуэл был один из тех господ, обладающих самыми обширными сведениями, каких иногда можно встретить в обществе и которые кичатся тем, что всех знают, на самом же деле не знают ровно никого. В доме Молдертона, где любые анекдоты о великих мира сего выслушивались с жадностью, он был, что называется, любимчиком; и, отлично понимая, с кем имеет дело, он давал волю своей страстишке и, не зная удержу, хвастался Знакомством со всеми значительными людьми. У него была довольно оригинальная манера врать как бы в скобках, с видом величайшей скромности, будто опасаясь, что его сочтут хвастуном.
— Да нет, под этой фамилией я его не знаю,— отвечал Флемуэл, понизив голос и с самым многозначительным выражением.— Не сомневаюсь, однако, что я его знаю. Он высокого роста?
— Нет, среднего,— сказала мисс Тереза.
— Волосы черные? — наудачу осведомился Флемуэл.
— Да,— с готовностью подтвердила мисс Тереза.
— Нос довольно короткий?
— Не-ет,— отвечала огорченная Тереза,— нос у него римский.
— Я и сказал, римский нос, не так ли? — вопросил Флемуэл.— Он хорошо одевается?
— О, конечно!
— И прекрасно держится в обществе?
— О да! — отвечало все семейство хором.— Вы его, должно быть, знаете.
— Да, я так и думал, что вы его должны знать, если он значительное лицо,— торжествующе воскликнул мистер Молдертон.— Как, по-вашему, кто он такой?
— Судя по описанию,— в раздумье произнес Флемуэл, понизив голос почти до шепота,— он очень похож на виконта Огастеса Фиц-Эдварда Фиц-Джона Фиц-Осборна. Высокоталантливый молодой человек и при этом большой оригинал. Весьма вероятно, что он временно переменил фамилию для какой-нибудь цели.
Сердце Терезы сильно забилось. Неужели это в самом деле виконт Огастес Фиц-Эдвард Фиц-Джон Фиц-Осборн? Какое имя, если его изящно отпечатать на двух глазированных карточках, соединенных белой атласной лентой! «Виконтесса Фиц-Эдвард Фиц-Джон Фиц-Осборн!» Головокружительная мысль!
— Без пяти минут пять,— сказал мистер Молдертон, взглянув на свои часы,— надеюсь, он нас не обманет.
— Вот он! — воскликнула мисс Тереза, когда послышался громкий стук в парадную дверь. Все постарались принять такой вид,— как это обычно делается, когда го-<ця ждут с особенным нетерпением,— будто они даже и не подозревали о его приходе.
Дверь в комнату отворилась. «Мистер Бартон!» — объявил слуга.
— Черт бы его взял! — пробормотал Молдертон.— А! Дорогой мой, как поживаете? Что новенького?
— Да ничего нет,— отвечал бакалейщик привычно грубоватым тоном.— Ровно ничего особенного. Ничего такого не слыхал. Здравствуйте, мальчики и девочки! Мистер Флемуэл, очень рад вас видеть, сэр.
— А вот и мистер Спаркинс,— заметил Том, глядевший в окно,— да еще на какой лошади!
И действительно, Горацио Спаркинс на крупной вороной лошади выделывал такие курбеты и пируэты, словно работал наездником в цирке Астли. После долгого отпускания и натягивания поводьев под аккомпанемент храпенья, фырканья и стука копыт лошадь согласилась остановиться ярдах в ста от калитки, где Горацио спешился, доверив животное заботам молдертоновского конюха. Церемония представления была проделана по всей форме. Мистер Флемуэл глядел на Горацио сквозь зеленые очки с таинственным и значительным видом, а галантный Горацио глядел на Терезу так выразительно, что и сказать невозможно.
— Это и есть виконт Огастес, как его там? — шепотом спросила миссис Молдертон Флемуэл а, который вел ее в столовую.
— Н-нет, то есть не совсем так,— отвечал этот великий авторитет,— не совсем так.
— Кто же он тогда?
— Тс-с! — произнес Флемуэл со значительным видом, говорившим, что он отлично знает, но никак не может открыть эту важную тайну по соображениям государственного порядка. А может, это кто-нибудь из министров знакомится таким образом с умонастроением народа?
— Мистер Спаркинс,— вне себя от радости сказала миссис Молдертон,— сядьте, пожалуйста, между дамами. Джон, поставьте стул для гостя между мисс Терезой и мисс Марианной.— Эти ее слова относились к слуге, который обыкновенно работал то за конюха, то за садовника; но так как надо было произвести на Спаркинса впечатление, то его заставили надеть белый галстук и башмаки, причесали и пригладили, чтобы он мог сойти за второго лакея.
Обед был превосходный, Горацио усиленно ухаживал За мисс Терезой, и все были настроены как нельзя лучше, кроме мистера Молдертона, который, зная наклонности своего шурина, терпел невыносимые мучения того рода, какие, если верить газетам, испытывают все живущие по соседству с кабаком, когда сиделец вешается на сеновале, что «гораздо легче вообразить себе, нежели описать».
— Флемуэл, давно ли вы виделись с вашим другом, сэром Томасом Нолендом? — спросил мистер Молдертон, искоса поглядывая на Горацио, чтобы проверить, какое впечатление произведет имя этого великого человека.
— Да нет, не так давно. А вот лорда Гоблтона я видел третьего дня.
— Вот как! Надеюсь, его милость в добром здоровье? — спросил Молдертон с живейшим участием. Едва ли нужно говорить, что до этой минуты он и не подозревал о существовании такой особы.