Том 1. Первая книга рассказов

– Папа, – торопливо заговорила она генералу, – отчего вы не смотрите репетиции? – и, не дожидаясь ответа, продолжала: – не дашь ли ты свой перстень нашему царю: там такой громадный изумруд!

– Вот этот? – спросил удивленно старик, показывая старинный, редкой работы, перстень с темным изумрудом, величиною с крупный крыжовник.

– Ну, да! – беззаботно отвечала барышня.

– Настя, ты сама не знаешь, чего просишь! – вступилась тетка, – фамильное кольцо, с которым Максим не расстается никогда, отдать на вашу суматоху, где вы его живо потеряете? Ты знаешь, что отец его никогда не снимает!

– На один или два раза; куда же он денется из комнат, если и спадет с пальца?

– Нет, Максим, я положительно тебе не позволяю его снимать!

– Видишь, тетя Павла мне не разрешает! – со смущенным смехом сказал генерал.

Настя ушла недовольною без кольца, а Павла Петровна начала утешать брата, жалевшего опечалившуюся девушку.

Снова поднялся шум, беготня, раздеванье, прощанье.

Господин Павиликин оставался у нас долго. Когда он с Костей вышел в мою комнату, было уже около четырех часов утра. Остановившись, они поцеловались на прощанье. Сергей Павлович смущенно говорил:

– Ты не можешь представить, Костя, как я рад! но мне так неприятно, что это вышло именно сегодня, после того, как ты мне дал эти деньги! Ты можешь подумать чёрт знает какую гадость…

Костя, бледный и счастливый, со смятой прической, опять поцеловал его, говоря:

– Ничего я не подумаю, чудак ты этакий! Это просто совпадение, случай возможный со всяким.

– Да, но так неловко, так неловко…

– Брось, пожалуйста, весной отдашь…

– Мне до зарезу нужны были эти 600 рублей…

Костя уже молчал. Постояв, он сказал:

– Ну, до свиданья. Завтра вместе на «Manon».

– Да, да!..

– А не с Петей Климовым?

– О, tempi passati! До свиданья!

– Тише затворяй двери и не стучи, проходя мимо спальни тети Павлы: она не видела, как ты вернулся, и недолюбливает тебя. До свиданья!

Молодые люди простились еще раз; было, как я уже сказала, около четырех часов утра.

* * *

Не снимая после прогулки меховой шляпы с розанами, Настя присела на край стула, между тем как её кавалер продолжал ходить по комнате с чуть покрасневшими от мороза щеками. Девушка легко и весело говорила, но слышалось какое-то беспокойство за этим щебетаньем.

– Мы отлично проехались! Так приятно: мороз и солнце! Я обожаю набережную!..

– Да.

– Я страшно люблю ездить на лошадях, особенно верхом; летом я целыми днями пропадаю на таких прогулках. Вы не были у нас в «Святой Круче»?

– Нет. Я предпочитаю автомобили.

– У вас дурной вкус… Ведь вы знаете «Святая Круча», и «Алексеевское», и «Льговка», это – всё мое, личное; я очень богатая невеста. Потом тетушка Павла Петровна делает меня единственной наследницей. Видите, – я вам советую подумать.

– Где уж нам с суконным рылом в калачный ряд!

– Откуда у вас такие поговорки приказчичьи?

Сережа, пожав плечами, продолжал ходить, не останавливаясь. Барышня начинала раза два щебетать всё короче и короче, как испорченная игрушка, наконец, умолкла и, когда снова раздался её голос, он был уже тихий и грустный. Не снимая шляпы, она села глубже и говорила в потемневшей комнате, будто жаловалась сама себе:

– Как давно был наш спектакль!.. Помните? Ваш выход… Как много изменилось с тех пор! Вы сами уже не тот, и я, и все… Я вас тогда еще так мало знала. Вы не можете представить, как я вас понимаю, гораздо лучше, чем Костя! Вы не верите? Зачем вы представляетесь недогадливым? Вам доставило бы удовольствие, если бы я сама сказала то, что считается унизительным для женщины говорит первой? Вы меня мучите, Сергей Павлович!

– Вы страшно всё преувеличиваете, Настасья Максимовна: и мою непонятливость, и мое самолюбие и, может быть, ваше отношение ко мне…

Она встала и сказала беззвучно:

– Да? Может быть…

– Вы уходите? – встрепенулся он.

– Да, нужно переодеться к обеду. Вы обедаете не у нас?

– Да, я обедаю в гостях.

– С Костей?

– Нет. Почему?

Она не уходила, стоя у стола с журналами.

– Вы зайдете к нему?

– Нет, я сейчас еду.

– Да? Ну, до свиданья! А я вас люблю, вот! – вдруг добавила она, отворачиваясь. Видя, что он молчит в темноте, скрывавшей его лицо, она быстро произнесла будто смеющимся голосом: – ну, что же, вы довольны?

– Разве это вы находите подходящим словом? – сказал он, наклоняясь к её руке.

– До свиданья… Теперь уходите, – молвила она, проходя в другую комнату. Сережа зажег свет и пошел к комнате Кости, весело напевая что-то.

* * *

Генерал вошел в большом волнении, держа газету в руках; Павла Петровна, шурша шелковым черным платьем, быстро следовала за ним.

– Успокойся, Максим! Теперь это так часто бывает, почти привыкаешь. Конечно, это ужасно, но что же делать? Против рожна, как говорится, не попрешь…

– Нет, Павла, я не могу примириться: одна фуражка осталась, и кровавая, с мозгами, каша на стене. Бедный Лев Иванович!

– Не думай об этом, брат? Завтра мы отслужим панихиду в «Уделах». Не думай, побереги себя: у тебя у самого дочь и сын.

Генерал, красный, опустился на меня, выронив газету; старая дама, быстро подняв ее и положив подальше от брата, начала быстро о другом: