Читаем Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии полностью

Принцесса(Орфею). Спокойнее, сударь, спокойнее. Сохраняйте спокойствие.

Первый судья. Вы любите этого человека?.. (Принцесса молчит и пускает струйку дыма. Орфей вздрагивает.) Вы любите этого человека?

Принцесса. Да.

Первый судья. Верно ли, что вы приходили в его комнату и смотрели, как он спит? (Молчание.)

Принцесса. Да.


Аппарат показывает Орфея, который будто пригвожден к полу.


Второй судья. Распишитесь здесь.


Второй судья наклоняется влево. Мы видим руку секретаря, передающую ему лист бумаги. Судья кладет его на стол перед принцессой. Принцесса встает и подходит к Орфею.

В кадре Орфей и принцесса.


Принцесса(Орфею). У вас есть авторучка? (Пауза. Смеется.) Я забыла, что вы не писатель.


Ей дают перо. Принцесса берет его и расписывается в нижней части листа. Первый судья встает со своего места, в то время как аппарат панорамирует в направлении мотоциклиста, стоящего у двери.


Первый судья. Отведите этих двух в комнату.


Мотоциклист уводит принцессу. Поскольку Орфей все еще стоит, пригвожденный к полу, мотоциклист его подталкивает. Эртебиз хочет идти за ними. Первый судья его останавливает.


Первый судья. Нет. Вы останетесь.


Принцесса, Орфей и второй мотоциклист скрываются в дверном проеме. Входит первый мотоциклист и встает около дверей. Появляется Эвридика. Она как бы в полусне. Останавливается на пороге.


Первый судья. Подойдите… подойдите… (Эвридика приближается лунатической походкой. Останавливается на том месте, где стояла принцесса.) Узнаете ли вы этого человека? Эвридика (поворачивает голову к Эртебизу). Да, конечно… Это Эртебиз…

Первый судья. Пытался ли он заговорить с вами в отсутствие вашего мужа? Говорил ли он что-нибудь предосудительное?

Эвридика(широко открывает глаза). Предосудительное?… Нет, конечно… Это Эртебиз. (Судьи совещаются.)

Первый судья. Эртебиз, вы любите эту женщину? (Молчание.)


Во время паузы аппарат панорамирует и останавливается на Эвридике, которая широко открытыми глазами смотрит на Эртебиза.


Первый судья. Повторяю… Эртебиз, вы любите эту женщину?

Эртебиз. Да.

Первый судья. Это все, что мы хотели знать. Распишитесь. (Протягивает Эртебизу лист. Эртебиз расписывается.)


В комнате принцессы. В кадре принцесса и Орфей. Они стоят, обнявшись. Их лица совсем близко друг от друга. Смотрят друг другу в глаза. Шепот.


МУЗЫКА.


Орфей(в экстазе). И ты ответила им «да»?

Принцесса. У нас невозможно лгать.

Орфей. Любимая…

Принцесса. Я полюбила тебя еще задолго до нашей первой встречи.

Орфей. Я показался тебе, наверное, совсем дураком.

Принцесса. Что мы можем сказать друг другу? Я не имею права никого любить… но я полюбила. (Прикасается губами к его губам. Объятия разжимаются, принцесса падает на диван. Орфей на коленях.)

Орфей. Ты можешь все…

Принцесса. Только в ваших глазах. Здесь у смерти множество обличий: она может быть молодой или старой, но все получают приказы…

Орфей. А если ты ослушаешься? Не могут же они тебя убить… убиваешь ты…

Принцесса. Они могут сделать нечто худшее…

Орфей. Откуда исходит приказ?

Принцесса. Так много часовых передают его, что это похоже на тамтамы ваших африканских племен, на эхо в ваших горах, на ветер, шумящий в листьях ваших деревьев.

Орфей. Я дойду до того, кто отдает приказания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия