Том 1. Рассказы. Книга 1

– Не бойся, Сулус – говорю я ей: – абасы не возьмет тебя. Пусть он зарится на зеленое болотное отродье, а ты – моя невеста. Я не отдам тебя никому.

Когда мы приехали к Матвею, солнце уже садилось и за тайгой дымилось и алело небо. Матвей работал в кузнице, но, увидев меня, бросил работу и повел в юрту.

На наре лежала больная жена Матвея. Я уже два месяца не видел ее и мне показалось теперь, что она похожа на жену доктора. От лихорадки глаза ее расширились и казались пьяными.

– Как твое здоровье, Мария? – спросил я, невольно робея, чувствуя рядом с ней толпу абасылар. Мне казалось, что иные демоны уже прильнули к ее сердцу и пожирают ее душу.

– Худо, – сказала она и с укоризной посмотрела на меня – худо. Но сегодня приедет Симон, и я верю, он вернет мне жизнь.

– Я знаю, что сегодня будет у вас Симон. И я нарочно приехал, чтобы встретить его здесь.

Матвей достал водки и копченой рыбы, и мы стали ужинать, пролив в камелек несколько капель дурманной влаги.

Матвей был печален. Он встретил утром попа, и тот ему сказал, что он знает про его знакомство с Симоном. Приедет заседатель и поп донесет ему на Матвея.

– Берегись, дагор, он и на тебя пожалуется, – прибавил Матвей с угрюмой улыбкой.

Но Сулус рассердилась:

– Мой жених никого не боится. И он убьет заседателя, если заседатель сделает ему злое.

Должно быть повеял западный ветер: дым из камелька пошел в юрту. Стало душно и темно.

Сулус притихла, и все мы молча ожидали Симона. Наконец, он приехал, этот седой ведун, с которым нас сблизила прошлогодняя таежная зима.

Симон поставил длинный шест у юрты и прикрепил к его концу чучело гагары.

– Ты будешь сегодня летним шаманом, – сказал мне Симон, лукаво улыбнувшись.

Но я не расположен был сегодня шутить.

Мы сели вокруг больной, на землю. И я заметил, что Симон прикрепил к своему плащу медную бляху в виде рыбы, которой я раньше не видел у него.

Разлив по ковшам пьяную арги, Симон ударил в бубен и запел.

От пахучих корешков, которые Симон бросал в огонь, от его жуткого напева и от близости влюбленной Сулус у меня начинала кружиться голова.

Уже два раза мы все – по знаку Симона – принимались петь; уже трижды летала гагара к дальним озерам и спускалась под воду в черное царство абасылар; уже много раз Матвей брызгал во все углы зачарованную арги…

Я взглянул на Симона и по странному блеску его глаз, по мерным движениям рук и по вздрагивающим краям губ заключил, что гагара уже несет его дух в подземный мир, где царствует иное солнце и где время ведет свой хоровод по иным кругам.

Вольная билась в судорогах, и на плече ее странно алело пятно от огня в камельке.

Взглянув на Симона, восхищенного демонами, я вдруг почувствовал над собою власть абасылар. Перед моими глазами мелькала бахрома на рукавах плаща Симона; я вспомнил почему-то, что эта бахрома означает когти вещего коршуна, и это было последним мигом сознания. Потом я вошел в шаманский круг, подчиняясь воле Симона.

Вдруг я увидел, что Сулус сбрасывает свои одежды. Оставшись в одной рубахе, она ринулась в пляску. Сначала она ходила мерно перед огнем, подняв кверху руки и шепча молитвы; и концы ее пальцев казались прозрачными и розовыми от камелька. А когда Симон чаще стал ударять в бубен, Сулус начала кружиться. ее рубаха то вздымалась кверху, то облегала плотно ее бедра, и вся она стала похожа на птицу, вылетевшую из огня, с пылающими крыльями. Иногда она перебирала пальцами в воздухе, как будто касаясь струн; иногда она чертила воздух рукой, как будто запечатлевая в памяти вновь открытые ей колдовские знаки.

Волосы ее растрепались; росинки пота выступили на висках; вся она сделалась влажной и смугло-розовой; глаза ее видели иной мир и пылали темным шаманским огнем.

С каждым ее движением тревожнее и тревожнее билось мое сердце. Я уже ничего не видел, кроме этой безгрешной плоти, причастной тайнам земли. И уже без, памяти лежал Матвей, уже Симон выронил из рук свой бубен и упал навзничь с легким стоном, уже едва тлел огонь в камельке и все было окутано непроницаемой тьмой, – а Сулус все еще плясала, отдавая себя богу.

Наконец, она свалилась на землю около моих ног.

IV.

Когда я и Сулус вернулись домой, и нам пришлось переезжать речку в брод, мы увидели жену доктора. Она собиралась купаться. У Медвежьего Косогора мы расстались с Сулус.

Ровно в три часа дня я проходил мимо юрты Захара. Оттуда неслись стоны. Это, должно быть, отец бил ремнем мою милую Сулус за то, что она уезжала со мной.

От жары было трудно дышать. Тайга шуршала, и странный шелест носился над землей. Кто-то мне рассказал, что в тайге начались пожары.

Говорили, что, в Бутурусском улусе огонь идет неумолимо, и лесная дичь, обезумев, бежит стадами. Приехал купец из Вилюйска. Там пожар начался в колонии прокаженных. Иные из больных сошли с ума от ужаса и разошлись по дорогам.

Все якуты чего-то испугались и шепотом рассказывали друг другу о странных знаках, какие видел на небе шаман из Чурапчи.

Один доктор ничего не боялся.