Том 1. Рассказы. Книга 1

А река шуршала и шипела по весеннему; острова чуть зазеленели; все казалось молодым и красивым, и даже исправник, приехавший на открытие ярмарки, смотрел на реку с удовольствием:

– Разлилась! Шутка сказать – на пятнадцать верст. А что делается дальше на севере.

По берегу ходили якутки в мужских шляпах, привезенных из Иркутска на ярмарку, а старые якуты повязанные в платках, как русские бабы.

Два человека с рыжими баками – должно быть англичане – строили недалеко от паузков деревянный балаган. Глаза у них были строги, губы – сжаты, и нельзя было к ним подступиться и спросить, что они такое делают.

Англичане повесили большой плакат. На нем была нарисована Дама со змеей – зрелище в этом городе невиданное.

Недалеко от балагана была глубокая яма; там еще не успел растаять лед. Он медленно испарялся, и над балаганом висело пепельное облако.

Из города шел народ на ярмарку: притащились телеги с турсуками, съехались из улусов поселенцы…

Бродили по паузкам, покупали ненужные вещи – граммофоны, дуэльные пистолеты, веера; разговаривали с иркутскими купцами; приказчика китайца называли Ли-хун-чангом и подолгу смотрели на его косу.

Все были утомлены по праздничному; устали от бесцельного шатанья и ненужных разговоров.

В полдень разошлись по домам обедать, а к вечеру опять пришли на берег.

Дом городского головы Тарасова был виден с паузков. Весной голова завел у себя ацетиленовый фонарь. Все показывали на фонарь пальцами и подмигивали:

– Горит!

На одном паузке привезли молотилку. Вокруг нее стояли скопцы из Чурапчи и торговались.

И казалось странным, зачем этим людям, с тонкими голосами и рыбьими глазами, понадобилась молотилка, и зачем вообще так усердно пашут они землю и копят деньги, да еще в этой жуткой и далекой тайге.

Четверо приятелей бродили тут же – Исаакий Смарагдович, самый образованный в городе человек, учитель и астроном, с приплюснутым носом и узенькими глазами (у него мать была якутка); телеграфный чиновник Гудалов, меланхолик и гитарист; Игорь Петрович, бывший студент, недавно присланный в город, и, наконец, молодой человек, не слишком опытный, но любознательный – по фамилии Кукуруза. И я – подросток – вертелся тут же.

На одном паузке было устроено что-то в роде ресторана.

Приятели расположились за столом и, как водится, встретили весну водкой.

Исаакий Смарагдович мечтал об экспедиции.

– Нет, его не постигнет судьба барона Толя. Там, на Северном Полюсе, построит Исаакий Смарагдович высокую башню. Это будет его царство, чорт возьми. И какое счастье двигаться все дальше и дальше на север Белые медведи и моржи будут приветствовать его своим ревом, и ледяные горы покорно дадут ему дорогу.

Исаакий Смарагдович предлагает выпить. Все выпили и пожимали руку начальнику экспедиции.

В самом деле, эта светлая голова завоюет Полюс.

Гудалов купил новую гитару и спел романс своего сочинения:

Я след твоей ножки целую,
И плачу о темной судьбе,
И в полночь – гробницу немую –
Я кину мечты о тебе.

Пусть время мечты похоронит,
Но эхо встревожит твой сон,
И звуки мечтаний уронит
За занавес милых окон.

Быть может, проснешься случайно,
Поймешь, что томлюсь и люблю;
И этим вниманием тайно
Я боль и печаль утолю.

Когда Гудалов пел, я невольно воображал, как спит на своих перинах дама его сердца, Юлия Антоновна, молодая вдовушка. Увы! Она не отвечала взаимностью на меланхолическую любовь Гудалова.

Приятели сделали печальные лица и сказали с грустью:

– Выпьем.

Кукуруза стал расспрашивать Гудалова, как это он сочиняет стихи и зачем в стихах бывают рифмы.

Гудалов ничего не мог объяснить толком. За него объяснил Игорь Петрович.

– Видишь ли, – сказал он Кукурузе, внушительно подымая брови: – когда самец-птица хочет оплодотворить птицу-самку, он начинает петь и кружиться вокруг-да-около. Так и поэт от любви поет. Когда ты, Кукуруза, влюбишься, и ты будешь стихи сочинять.

– Куда уж мне. А вот вы, Игорь Петрович, наверное, стихи сочиняли.

Игорь Петрович сделал строгое лицо:

– Нет. Я не сочинял.

– А почему?

– Мне некогда было влюбляться; я делом был занят.

– А знаете, что я слышал? – не унимался Кукуруза: – я слышал, будто бы на паузках приехала дама и ищет в городе какого-то студента. Уж не вас ли?

– Не говори глупостей, Кукуруза…

В это время на пороге балагана показался англичанин. Он бил в барабан и что-то кричал на непонятном языке.

Приятели пошли к балагану.

Там уж собиралась публика; читали на дверях надпись: за вход 20 коп.

Приятели купили билеты. В балагане пахло театром, и от смутных воспоминаний о настоящем театре, городе, железной дороге, ресторанах тоскливо сжималось сердце.

– А рифмы зачем в стихах? – спрашивал Кукуруза и толкал в бок Игоря Петровича.

Но студент размечтался и не слышал вопроса. Перед сценой стояло пианино, и англичанин играл на нем вальс.