Том 1. Рассказы. Книга 1

Но тревожно было у меня на сердце. Простился я с Гудаловым и пошел домой.

Точно сговорившись, встречали меня на всех перекрестках злые сибирские псы, заливались голодным осенним лаем.

Выскакивали из тьмы с горящими глазами. Я шел посреди улицы и с трудом отбивался от них палкой.

Увидев огонь в окнах Игоря Петровича, хотел я к нему зайти, но что-то толкнуло меня заглянуть в окно: занавеска была не плотно задернута.

Ноги мои подкосились от ужаса.

Моя чудесная, моя таинственная Дама стояла на коленях перед Игорем Петровичем и нежно, и жадно целовала его руку…

Я не ревновал, не завидовал: мне только было страшно, как будто погибла последняя надежда на Бога, на чудо, на святость…

Я побежал к Исаакию Смарагдовичу, едва достучался и, ворвавшись к нему в комнату, закричал:

– Я еду с вами в экспедицию, еду. Жаль только что до весны надо ждать. Но все равно: мы умрем, улыбаясь, неправда-ли, мой учитель, мой друг?

В плену

I.

– Милая Ургэль! Ты обещала рассказать мне что-то. Я слушаю тебя.

– Хорошо, мой господин, я расскажу тебе, но зачем же ты так больно жмешь мне руку?

– Прости меня, дорогая; я задумался и без намерения сделал тебе больно.

– Но о чем же ты задумался, господин мой? Ты все думаешь о твоей невесте, которая осталась по ту сторону Лены?

– О, нет! Я не думаю о ней. И зачем мне в самом деле думать об этой девушке? У нее своя дорога, у меня – своя. И ты вот сейчас сидишь у меня на коленях. Разве я не счастлив, когда ты так обнимаешь меня и рассказываешь мне? Но что же ты молчишь, моя милая? Расскажи мне что-нибудь-сказку или быль.

– Ну, хорошо, слушай, господин мой. Это было очень давно, и жил в то время князь Доюдус. Ты слушаешь меня?

– О, конечно, моя милая.

– Ну, ладно. Жил князь Доюдус, тойон улахан. Каждое лето он праздновал ысэх, и много гостей съезжалось к нему со всех сторон. Гордый был человек тойон Доюдус, и все, бывало, слушались его. Вот напоит он всех кумысом. А потом, бывало, все пляшут под бубны, в чем мать родила. А если у кого после рожались дети, то они не знали отцов: это сам Тангара сходил с неба.

– Это хорошо, что Тангара сходил с неба, – говорю я.

– Да, это так, – говорит Ургэль: – и вот захотел Доюдус жениться на дочери Абасы. Но Абасы, ты знаешь, живет на небе, – как его достать? Призвали шаманов – так и так, но шаманы ничего не могут. А Доюдус на земных женщин не смотрит: «хочу – говорит – чтобы сошла ко мне с неба дочь Абасы». Ай, ай! Что делать? Призвали шаманку Бэдэрдэх. Она с четырнадцати лет взяла в руки бубен. Стала Бэдэрдэх шаманить и говорит: «будет у тебя Абасы Кыса на восьмом месяце в полнолуние».

– Милая моя Ургэль, – говорю я с необыкновенной горячностью: – это все неправда. Дочь Абасы никогда не приходит на землю. Поверь мне, Ургэль, я то уж знаю наверное.

– Нет, приходит, – говорит задумчиво Ургэль: – приходит, но редко.

Но я продолжаю стоять на своем.

– Нет, не приходит, уверяю тебя. В нашей стране по ту сторону Лены был один очень мудрый человек и очень хотел увидеть дочь Абасы. И она звала его к себе, и вот однажды, в пустыне, он увидел ее лицо, но всю ее ему не удалось увидеть. И лицо он видел всего только какую-нибудь минуту.

Но Ургэль уверенно говорит:

– Это потому, что он не умел шаманить.

Мне не хочется спорить, и я прошу Ургэль рассказать, что было дальше. И Ургэль рассказывает:

– Вот на восьмом месяце, в полнолуние, пришла Бэдэрдэх к Доюдусу. Стала шаманить. Набросила на плечи Доюдусу рысью доху, и видит тойон: у коновязного столба неземной огонь. Дышит дочь Абасы неземным огнем. Как закричит большеголовый якут: «страшно мне! Страшно! Отпусти меня! Ты слитком для меня горяча!»

Ургэль молчит и смотрит куда-то вдаль.

– Что же дальше?

– Да ничего, – говорит Ургэль: – не стало больше Доюдуса: сгорел, испепелился…

– Мне нравится то, что ты рассказала, – говорю я, – но не хочешь ли, Ургэль, пойти со мной на реку. Сегодня ведь, у нас весна.

– Пойдем, господин мой.

На реке шуршит лед, и какие-то серые птицы с громким плачем носятся над водой.

Вот чернеет среди льдин маленькая якутская лодка. Ее несет по течению Бог знает куда.

Эта весенняя прозрачность, это серебряное томление и близость Ургэль, моей таежной подруги – все меня волнует и куда-то зовет. Но куда?

Какие странные движения у этой Ургэль: как будто маленькая дикарка всегда танцует. Она поднимает над весенней водой свои темные руки, как будто бросает в волны семена любви.

Пусть вырастет где-нибудь на берегу еще неведомый цветок Ургэль, подобно тому, как он расцветает в небе: Ургэль значит Плеяды.

Я опускаюсь на влажный берег, и Ургэль кладет мне на грудь голову и обвивает мою шею своими беспокойными руками: тогда мне кажется, что пушистый зверек щекочет меня своей электрической шерстью.

– А глаза у твоей невесты блестят так же, как у меня? – спрашивает Ургэль.