Том 1. Стихотворения

Впервые – в сб. «Новоселье», 1833, ч. I, стр. 464, под заглавием «Кольцо С. Э.», с разночтением в ст. 26. В «Русск. Старине» (1870, ч. II, стр. 316) указано, что стихотворение написано Баратынским «по поводу подарка кольца, сделанного супругою его, Н. Л. Баратынской, сестре ее, С. Л. Энгельгардт».

«В дни безграничных увлечений…»^*

Впервые – в «Европейце», 1832, № 1, стр. 52, под заглавием «Элегия», с разночтением в ст. 14. Письмом Баратынского к И. Киреевскому («Татевский Сборник», стр. 18–19) датируется 1831 г.

266

Сцена из поэмы «Вера и неверие»^*

Впервые – в «Сев. Цветах» на 1832 г., стр. 70.

Стихотворение надо рассматривать как фрагмент неосуществленной поэмы. Очевидно, отбросив замысел поэмы в целом, Баратынский в изд. 1835 г. (стр. 233) отнес «Веру и неверие» к стихотворениям, обозначив фрагментарность заглавием «Отрывок».

«Бывало, отрок, звонким кликом…»^*

В изд. 1835 г. – впервые.

Стихотворение датируется 1831 г. (осень) на основании письма Баратынского к Языкову того же года. Посылая Языкову стихотворение, Баратынский писал: «Кстати о стихах: я как-то от них отстал, и в уме у меня все прозаические планы. Это очень грустно… Вот единственная пьеса, которую я написал с тех пор, как с тобой расстался (июль 1834 г. Ред.), стараясь в ней выразить мое горе» (Историко-литературный сборник «Памяти Срезневского», 1924, стр. 12–13).

Князю Петру Андреевичу Вяземскому^*

Впервые – в «Современнике», 1836, т. IV, стр. 216. В «Сумерках», в виде посвящения Вяземскому всего сборника, напечатано курсивом, заглавие дано шмутцтитулом.

Датируется не позднее ноября 1834 г. на основании упоминания о нем в письме Баратынского к С. Л. Энгельгардт («Мурановский Сборник», т. I, стр. 30. Автограф письма в Мурановском Архиве имеет приписку Настасьи Львовны, сообщающую о предстоящей свадьбе Е. П. Киндяковой и А. Н. Раевского. Свадьба состоялась 11 ноября 1834).

Написано в сопровождение предназначавшегося Вяземскому экземпляра «Стихотворений Е. А. Баратынского, 1835 г.».

В момент обращения к нему послания Вяземский находился за границей вместе со своей тяжело больной дочерью (Парасковьей Петровной – умерла в 1835 г.). К болезни дочери относятся выражения Баратынского о «скорбном часе» и «ударах судьбы».

Вяземский, Петр Андреевич (1792–1878) – поэт и критик, блестящий эпиграмматист и полемист. В конце 10-х гг. – один из наиболее деятельных и принципиальных арзамасцев, в 20-х гг. – ярый защитник и теоретик «романтизма». С начала 30-х гг. по ходу активизации в литературе буржуазно-демократических сил (Надеждин, Белинский) Вяземский оттесняется на оборонительные позиции «литературного аристократа» и, разделяя участь всей пушкинской группировки, в том числе и Баратынского, постепенно утрачивает былую популярность и влияние. Эту печальную участь Вяземского и имеет в виду Баратынский, называя его «Звездой разрозненной плеяды» – плеяды поэтов арзамасского поколения.

Выделение в «Сумерках» послания в качестве посвящения Вяземскому всего сборника является со стороны Баратынского своего рода демонстрацией, утверждающей принадлежность поэта к отвергнутой современностью и неразрывно связанной с именем Вяземского эстетической культуре 10-20-х гг.

Последний поэт^*

Печатается по «Сумеркам», с учетом собственноручных поправок Баратынского на экземпляре «Сумерек» (Собрание Н. И. Тютчева).

Впервые – в «Моск. Набл.», 1835, ч. I, № 1, стр. 30, с незначительными разночтениями в ст. 6, 14, 23, 52, 54, 66, 77, 78. В «Сумерках» ст. 14 и 78 читаются так же, как в «Моск. Набл.».

(1) К ст. 1: «Железный век» – в 30-е гг. ходовое метафорическое выражение, означающее «денежный век», век господства утилитарно-корыстных интересов (ср. «Увы! миновал золотой век нашей литературы, наступил железный» и

…В сей век железный,
 Без денег слава – ничего!

Белинский, «Ничто о ничем», 1835 г.).

(2) К ст. 9-18: Говоря об Элладе, Баратынский имеет в виду современную ему Грецию. На протяжении 20-х гг. находившаяся под турецким владычеством страна была охвачена национально-освободительной войной, закончившейся в 1830 г., когда Турция под давлением интервенции европейских держав признала независимость греческого государства. Стихи о расцвете греческой промышленности и торговли не соответствовали действительному состоянию изнуренной длительной борьбой с Турцией страны. Они объясняются оптимистическими надеждами, возлагавшимися на национальное освобождение Греции.