Том 1. Стихотворения

«Пажеского вашего императорского величества корпуса пажи Ханыков и Баратынский, по прежнему дурному поведению из Корпуса, к родственникам их, не отпускались. По замеченному же в них раскаянию и исправлению в поведении, начальство Корпуса к поощрению их к дальнейшему исправлению желая изъявить им, что прошедшие их поступки предает забвению, решились отпустить их к родственникам на масляницу; но они, вместо того, чтобы итти к родственникам с присланными за ними людьми, с коими из Корпуса отпущены были, пошли к камергеру Приклонскому, по знакомству их с сыном его, пажем Приклонским, и вынули у него из бюро черепаховую в золотой оправе табакерку и пятьсот рублей ассигнациями. Директор Корпуса коль скоро о сем узнал, послал гофмейстера на придворный прачечный двор к кастелянше Фрейганг, у которой, по порученности от матери, находились, по случаю масляницы, два пажа Креницыны, у коих по известной по Корпусу между ними связи, предполагали найти и упомянутых пажей Ханыкова и Баратынского, как действительно и оказалось. Пажи сии, по приводе их в Корпус, посажены будучи под арест в две особые комнаты, признались, что взяли упомянутые деньги и табакерку, которую изломав, оставили себе только золотую оправу, а на деньги накупили разных вещей на 270, прокатали и пролакомили 180, да найдено у них 50 рублей, кои, вместе с отобранными у них купленными ими вещами, возвращены г. камергеру Приклонскому. По важности такового проступка пажей Ханыкова и Баратынского, из коих первому пятнадцать лет, а другому шестнадцать лет от роду, я, не приступая к наказанию их, обязанностию себе поставляю вашему императорскому величеству всеподданнейше о сем донести.

Генерал-лейтенант Клингер.

№ 108. Февраля 22 дня 1816 года».

15 апреля 1816 г. Баратынский был уволен из Корпуса с правом поступления только на военную службу рядовым. Это было самоличное распоряжение Александра I. Его не переубедили никакие ходатайства камергера Приклонского, просившего о смягчении наказания (сын его, главный инициатор преступления, к делу привлечен не был). По всем ведомствам был разослан циркуляр следующего содержания: «Государь император высочайше повелеть соизволил, чтобы исключенные из Пажеского корпуса за негодное поведение пажи Дмитрий Ханыков и Евгений Баратынский не были принимаемы ни в какую службу».[31]

Несомненно, что Баратынский преувеличил свою роль организатора «Общества мстителей» и инициатора кражи. Роль эта мало соответствует репутации Баратынского, сложившейся к Корпусе: несмотря на некоторые шалости, он в числе «благонравных» и тихонь. Дараган в своих воспоминаниях пишет: «Пока шло официальное разбирательство этого дела, окончившееся для них солдатскою шинелью, они оставались в Пажеском корпусе; но все пажи отшатнулись от них как преданных остракизму нравственным судом товарищей. К Баратынскому приставали мало, оттого ли, что считали его менее виновным, или оттого, что мало его знали, так как он был малосообщителен, скромен и тихого нрава» Гораздо правдоподобнее, что инициатором «Общества» был А. Н. Креницын, а наиболее предприимчивыми «разбойниками» были Ханыков и Приклонский, «известный шалостями». Баратынский же, связанный товарищескими чувствами и идеей «благородного разбойничества», не отказывается ни от каких самых смелых похождений. Письмо к Жуковскому писалось по заказу последнего для начальства, перед которым хлопотали за Баратынского. Этим вполне объясняется некоторое искажение фактов, допущенное в письме с целью отчасти выгородить товарищей, отчасти снять свою вину. Так, Баратынский жалуется на несправедливость к нему Кристофовича с первых дней пребывания в Корпусе. «Он (Кристофович) не полюбил меня с первого взгляда, и с первого же дня вступления моего в Корпус уже обращался со мною как с записным шалуном. Ласковый с другими детьми, он был особенно груб со мною» и т. д.[32] Сообщение это находится в прямом противоречии как с цитированным нами выше письмом к матери, так и с аттестациями, которые давал Кристофович Баратынскому в кондуитных списках. Когда Баратынского уволили из Корпуса, ему было не пятнадцать, как он пишет в этом же в письме, а шестнадцать лет. С матерью он увиделся не сразу, а через год, в мае уже покинул Петербург и был отдан на попечение дяде своему Богдану Андреевичу Баратынскому, вице-адмиралу, человеку с твердыми принципами, но весьма добродушному. Он и его брат Петр Андреевич окружили юношу самым внимательным наблюдением и заботами. Его увезли немедленно в деревню.