Том 1. Стихотворения

Тихо голос Мореллы замолк на ином берегу.
Как серебряный сокол, луна пролетела на север.
Спало мертвое время в открытом железном гробу.
Тихо бабочки снега садились вокруг на деревья.
Фиолетовый отблеск все медлил над снежною степью,
Как небесная доблесть, в Твоих неподвижных глазах –
Там, где солнце приковано страшною черною цепью,
Чтоб ходило по кругу, и ангел стоит на часах.
Пойте доблесть Мореллы, герои, ушедшие в море,
Эта девочка-вечность расправила крылья орла.
Но метели врывались, и звезды носились в соборе,
Звезды звали Мореллу, не зная, что Ты умерла.
Молча в лунную бурю мы с замка на море смотрели,
Снизу черные волны шумели про доблесть Твою,
Ветер рвался из жизни, и лунные выли свирели,
Ты, как черный штандарт, развевалась на самом краю.
Ты, как жизнь, возвращалась; как свет, улетающий в бездну,
Ты вступила на воздух и тихо сквозь воздух ушла.
А навстречу слетали огромные снежные звезды,
Окружали Тебя, целовали Тебя без числа.
Где Ты, светлая, где? О, в каком снеговом одеянье
Нас застанет с Тобой Воскресения мертвых труба?
На дворе Рождество. Спит усталая жизнь над гаданьем,
И из зеркала в мир чернокрылая сходит судьба.

1930

Серафита I *

Электрических скрипок взыванье рождалось во мраке,
На огромном экране корабль опускался ко дну,
Дождь шумел на асфальте. Трещала рулетка в бараке.
На пороге свободы Ты вспомнишь ли эту весну?
Ты глаза закрывала и в страшную даль уходила,
В граммофоне Тангейзер напрасно о смерти кричал.
Ты была далеко, Ты, быть может, на небо всходила,
Мир сиял пред Тобою, как утренний снег, и молчал.
Разрывались созвездья, и в розах рождались миры,
Но средь пения жизни я пал у невидимой двери.
О Мария, там, в бездне, Ты имя мое помяни,
Я, быть может, услышу, я, может быть, вспомню тот берег.
Так был сон Твой глубок, что могла незаметно разбиться
Золотистая нить. И уже Ты, казалось, не дышишь.
Я из грохота жизни Тебя умолял опуститься.
Умолял и надеялся: может быть, Ты не услышишь.
Только голос родился. Ах, я не понял сначала,
Он в таком утомленье рождался, так долго летел,
Точно птица, что вечность крылами над морем качала,
Он себе удивлялся и сам себя слушать хотел.
«Я с Тобой навсегда. Я на небе Тебя не теряю.
Это темное имя я в круги зари унесла.
Засыпаю, теряюсь, слабею, лечу, умираю.
Ангел белое имя со мною над хаосом зла».
Только свет, точно желтое лезвие, вышел из мрака.
Представленье кончалось, дождливая гасла весна.
Быстро время проходит, но сердце не ведает страха.
Сердце слышит, как молятся в круге зари имена.

1930

Серафита II *