Том 1. Стихотворения

Для поэта эмиграция – это апокалипсическое тайное общество, а «Париж – Ноев Ковчег для будущей России». К мысли о высокой миссии эмиграции Поплавский возвращается в конце своего романа «Домой с небес», где звучит такой призыв: «Ты, атлетический автор непечатного апокалипсиса, радуйся своей судьбе». Последние слова романа перекликаются с последней записью, занесенной поэтом в свой дневник: «Рай и царство друзей». Круг замкнулся. Поплавский, очевидно, мечтает полностью уйти в религиозную философию и каббалу, что подтверждается близко знавшими его людьми, в том числе и Н. Столяровой. Нигде нет намека на свободно выбранный уход из жизни. Ида Карская замечает: «Было ли это сознательное желание уйти из жизни? О нет! У него бывала депрессия, но он верил в силу своего таланта. Он, как всякий художник, хотел что-то доказать миру».

Довольно загадочные обстоятельства смерти Поплавского породили легенду о его самоубийстве, но свидетельства близких – отца, И. Зданевича, а также письмо Сергея Ярко – соблазнителя, предоставившего ему яд под видом героина, – не оставляют ни малейшего сомнения: лишь трагический случай позволил поэту слишком рано «расправиться, наконец, с отвратительным удвоением жизни реальной и описанной».

Кто твой учитель пенья?
Тот, кто идет по кругу.
Где ты его увидел?
На границе вечных снегов.
Почему ты его не разбудишь?
Потому что он бы умер.
Почему ты о нем не плачешь?
Потому что он – это я!

Елена Менегальдо

В венке из воска *

«Как холодны общественные воды…» *

«Как холодны общественные воды», –
Сказали Вы и посмотрели вниз.
Летел туман за каменный карниз,
Где грохотали мерзлые подводы.

Над крышами синел четвертый час,
Спустились мы по мостовой морены,
Казалось мне: я закричу сейчас,
Как эти пароходные сирены.

Но дальше шел и веселил Тебя –
Так осужденные смеются с палачами;
И замолкал спокойно за плечами
Трамвая конь, что подлетал, трубя.

Мы расставались; ведь не вечно нам
Стыдиться близости, уже давно прошедшей,
Как осени, по набережной шедшей,
Не возвратиться по своим следам.

1922

«Над бедностью земли расшитое узором…» *

Над бедностью земли расшитое узором
Повисло небо. Блеск его камней
Смущает нас, когда усталым взором
Мы смотрим вдаль меж быстринами дней.

И так всю жизнь павлином из павлинов
Сопровождает нас небесный свод,
Что так сиял над каждым властелином
И каждый на смерть провожал народ.

Торжественно обожествлен когда-то,
Вещал ему через своих жрецов,
И уходили на войну солдаты –
В песках терялись на глазах отцов.

Но конь летит, могучий конь столетий,
И варвары спокойною рукой
Разрушили сооруженья эти,
Что миру угрожали над рекой.

И новый день увиден на вершинах
Людьми и сталью покоренных гор, –
Обсерватории спокойные машины,
Глядящие на небеса в упор,

Где, медленно считая превращенья,
Как чудища, играющие праздно,
Вращаются огромные каменья,
Мучительно и холодно-напрасно.

1922

Покушение с негодными средствами *

Илье Зданевичу