Я прохожу. Тщеславен я и сир,Как нищие на набережной с чашкой.Стоит городовой, как кирасир,Что норовит врага ударить шашкой.И я хотел спросить его, увы,Что сделал я на небольшом пути.Но, снявши шляпу скромно с головы,Сказал я: «Как мне до дворца пройти»?И он, взмахнув по воздуху плащом –Так поднимает поп епитрахиль,Сказал: «Направо и чрез мост потом».Как будто отпустил мои грехи.И стало мне легко от этих слов,И понял я: городовой, дитя,Не знает, нет, моста к созданью снов,Поэту достижимому хотя.
Мы вышли. Но весы невольно опускались.О, сумерков холодные весы.Скользили мимо снежные часы,Кружились на камнях и исчезали.На острове не двигались дома,И холод плыл торжественно над валом.Была зима. Неверящий ФомаПерсты держал в ее закате алом.Вы на снегу следы от каблукаПроткнули зонтиком, как лезвием кинжала.Моя ж лиловая и твердая рука,Как каменная, на скамье лежала.Зима плыла над городом туда,Где мы ее, увы, еще не ждали,Как небо, многие вмещая города,Неудержимо далее и дале.
День ветреный посредственно высок,Посредственно безлюден и воздушен.Я вижу в зеркале наследственный високС кружалом вены и пиджак тщедушный.Смертельны мне сердечные болезни,Шум крови повышающийся – смерть.Но им сопротивляться бесполезней,Чем заграждать ползучий сей четверг.Покачиваясь, воздух надо мнойСтекает без определенной целиПод видимою среди дня лунойУ беспощадной скуки на прицеле.И ветер опускается в камин,Как водолаз в затопленное судно,В нем видя, что утопленник одинВ пустую воду смотрит безрассудно.
Над статуей ружье наперевесДержал закат; я наблюдал с бульвара.Навстречу шла, раскланиваясь, пара:Душа поэта и, должно быть, бес.Они втекли через окно в кафе.Луна за ними – и расселась рядом.На острове, как гласные в строфе,Толпились люди, увлекшись парадом.Луна присела, как солдат в нужде,Но ан заречье уж поднялось к небу.И, радуясь, как и всегда, беде,Сейсмографы уже решили ребус.Переломился, как пирог, бульвар.Назад! на запад, конница небес!Но полно, дети, это просто пар,Чей легче воздуха удельный вес.