Том 10 (XVI век, литература «государственного устроения»)

И за два часы до вечера приидетъ солнце в великую церковъ, в непокровенное место. И станетъ лучь от солнеца на кресте, что внутрь церкви, — крест на гробнице, над Гробомъ Господнимъ. И узревъ патриархъ то божестьвенное знамя — лучь — и нача во своей церкви со крестияны вечерьню пети; и не прочитая паремеи[197] вземъ евангелие и крестъ и хоруговъ[198]

и свеща безо огня, и поиде патриархъ в сторонние двери от старые трапезы ко Гробу Господню. И за ним идутъ иноки и християне, и за ними идетъ игумен венецкой Внифаньтей;[199] а живетъ на Сионе горе со фрязы, и за ним арьменской игуменъ с арьмены, и затем идутъ ковти, и хабеши, и маруни, и несторияне и протчая их проклятая ересь, со своими попы. И пришед патриархъ со крестияны ко Гробу Господню и обыдоша трижьды около гробницы, молящеся Богу со слезами. Иноком, инокиням и всем християномъ плачющеся и вопиющим горце к Богу: «Господи, сподоби нас видети благодать своего человеколюбия и не остави насъ, сирыхъ». Патриархъ же, ходя около Гроба Господня, пояше стихеру: «Днесь адъ стоня вопиетъ».[200]

Намъ же всемъ плачющимся, не могохомъ удерьжатися от слез. И прииде патриархъ ко дверемъ гробницы и повеле туркамъ гробницу отпечатати. Патриархъ же отверьзе двери гробницы, и все люди узреша благодать Божию, сошедшу с небеси на Гроб Господень во образе огненне: огню ходящу по Гробу Господню, по цки мраморной, всякими цветы, что молния с небеси. А каньдилам всемъ стоящим верьху Гроба безо огня. И видевше вси людие таковое человеколюбие Божие и радовашеся радостию великою зело и многие слезы испущаху от радости. А латынской игуменъ Внифаньтей восхоте преже нашего патриарха внити во гробницу. И Синайского монастыря старец священникъ Иосиф, да Малахия, да с Савина монастыря старецъ Моисей ухватиша его и не даша ему внити прежь во гробницу. Патриархъ же нашь Герьман[201] вниде единъ в гробницу имуще во обоихъ руках свещи многие и приступль ко Гробу Господню и дерьжаше свещи в рукахъ воскрай Гроба Господня. И сниде огнь со Гроба Господня, яко молния, на патриаршеския руки и свещи, что в руках его, пред всеми людьми. И насъ, грешьныхъ, сподобил Господь Богъ видети: в той часъ християнское каньдило на гробе загореся посреде всехъ каньдилъ, а ото иных ни едино каньдило не загореся. Патриархъ же изыде из гробницы имуща во обоихъ рукахъ свеща горящая, великие пуки свечь, изнесъ огнь на врата гробницы. И посторонь ста патриархъ на высокомъ месте, а народ окрестъ его стояше, и от его рукъ взимаше християне огнь и зажигаютъ по всей великой церкви и по святымъ местомъ свещи и каньдила. И тотъ огонь пане

соша и по домомъ по своимъ; и дерьжатъ его в домех своих во весь годъ. А которые свещи патриархъ изнесе со огнемъ от Гроба Господня, и тотъ огонь в патриарьшескихъ руках не жжетъ человеческихъ рукъ. А какъ возьмутъ християне из рукъ его свещи, и в христианъских руках станетъ какъ и протчии огни, — все от него горитъ. А латыни и все еретики, игумены ихъ и попы взимаютъ огонь на Гробе Господни от христианского каньдила, и свои зажигаютъ каньдила. И абие поиде патриархъ со крестианы по святымъ местомъ со слезами Богу молящесь и потомъ в свою церковъ к Воскресению Христову. И потомъ начьнутъ честь паремъи и потомъ начаша по ряду петь божестьвенную литурьгию[202] во втором часу нощи. И отпев божественную литурьгию и сяде патриархъ со крестияны, вкуси мало хлеба и вина. И мы же, грешьнии, вкусиша мало хлеба и вина. И потом начаша чести апостолская Деяния.[203]

Церьковъ великая деломъ мудра добре и вся утворена мусиею и подписана златом.[204] А Гроб Господень не покровен, а цка мраморъная.

Дивно же то видехомъ в ту ношь — в церкви еретиковъ бесящихся, — великое ихъ неистовство. Арменове ходятъ, единъ большой их попъ пред ихъ владыкою, а звонитъ в колоколецъ. А дьяконъ ходитъ пред тем же их владыкою с кандилом назад пяты и кадитъ его. А орияне же, тако хабежи ходятъ круг Гроба Господня, и есть у нихъ 4 бубны велики, и ходяше кругь Гроба и бияше по темъ бубнам и скакаше и плесаше аки скомороси,[205] а иные назад пяты идяше и скакаше. И дивихомся человеколюбию Божию, како терьпитъ, не могий бо человекъ и на торжищи таковаго беззакония видети, се же видехомъ во церкви около Гроба Господня бесяшихся.