Том 11 (XVI век, сочинения Ивана Грозного и Андрея Курбского)

Однажды мне довелось прочесть книгу многострадального Максима, который в течение многих лет претерпевал великое зло и наговоры лукавых монахов. В ней я нашел послание к некоему Георгию, в котором он, укрепляя последнего в догматах правоверия, остерегает его от прочтения испорченных писаний, но хвалит и советует читать книги Дамаскина, и говорит следующее: «Прислушивайся к православным учителям. Что, господин мой, — говорит, — может быть лучше книги Дамаскина? Если бы она была хорошо переведена и исправлена, то воистину была бы равна небесной красоте и райской пище, и была бы слаще меда и сот». Я же очень заинтересовался этим и был очень опечален тем, что большая часть сочинений наших учителей не переведена на славянский язык, а то, что переведено, — переведено плохо или же вконец испорчено неопытными переписчиками. И задумался я: отчего мы так бедны? Оттого, воистину, что в отличие от прежних учителей — ученых и искушенных в обоих учениях, то есть во внешней философии и в Священном Писании, да к тому же смелых и трудолюбивых, — мы неопытны и ленимся учиться и спрашивать, а неизвестное горделиво презираем, и если даже небольшую часть чего-либо и узнаем, то узнать все полностью ленимся. И поэтому, если находим в Писаниях что-либо не совсем ясное, портим его, искажая по своему усмотрению. И не хотим ни спрашивать, ни учиться у знающих людей, а лежим распростертые, погрузившись в лень и мерзость.

Поэтому я внимательно прочел книгу блаженного Дамаскина, книгу действительно весьма умную и очень нам нужную (потому что он, будучи последним из учителей, выбрал и кратко изложил самое главное из того, что написали предыдущие учителя), — книгу, которую можно назвать броней, или щитом, крепкой защитой для церкви от всех еретиков. И увидел я, что она, будучи плохо переведенной и испорченной переписчиками, настолько запутана, что никто не способен в ней разобраться; к тому же и переведена она не полностью, и многие главы в переводе отсутствуют.

Тогда я приобрел эту книгу, написанную на двух языках: с одной стороны по-гречески, а с другой по-латински, с целью перевести ее. Но чувствуя, что сам я не готов к этому делу, поскольку обучался философии уже в старости, — упросил помочь мне Михаила Андреевича Оболенского (из рода князей черниговских), который постиг науку в молодые годы. И начал я исправлять прежний славянский перевод, а что в нем отсутствовало, то переводил сам. Славянский текст был настолько сложен, что оказалось гораздо легче переводить недостающее, чем править испорченное и искаженное. В первой части прежнего перевода, содержащей «Богословие», не хватало 6 глав. Во второй части, где перевод «Физики» и «Метафизики», не было десяти глав. Когда же дошел до третьей, содержащей философские рассуждения против различных еретиков (прежде всего монофелитов) и очень мудрые, неопровержимые аргументы, или свидетельства, в защиту церковных догматов, то обнаружил в ней только две первые главы, остальных же двадцати семи не было. И в четвертой части не было пятнадцати глав.

Непереведенной оказалась и «Диалектика» — прекрасно написанное, адресованное майюмскому епископу Козьме, философское сочинение, а также и другие нужные и прекрасные сочинения, которые я обнаружил в конце книги.

Одолеваемый бедами и напастями в моем изгнании, я не мог перевести до конца эту священную и очень полезную книгу, написанную, как мы уже сказали, этим святым равноапостольным мужем, который в теологии равен Дионисию Ареопагиту и Григорию Богослову; в глубочайших изысканиях духа — Василию Великому; в защите церковных догматов — Иоанну Златоусту (хоть и не столь обширно). Он находит себе опору (сражаясь против еретиков) в следовании Афанасию Великому и премудрому Кириллу Александрийскому. А что можно сказать о его чистой и благообразной жизни? Автор его Жития, блаженный епископ Иоанн, написал понемногу обо всем: о том, что он, живя еще в миру, стал известнейшим проповедником и как истинный победоносец пострадал до крови за имя и за рождение Христово, когда ему отрубили руку по наговору главного иконоборца Льва Исавра. Уже тогда Господь Бог известил и засвидетельствовал его великое преподобие своим знамением, исцелив его отрубленную руку. И если, — будучи со всех сторон вооруженным и защищенным словами и делами самой божественной премудрости и святых апостолов, пророков и древних равноапостольных учителей, — если прочтешь ты внимательно эту книгу, то увидишь этого истинного защитника Божьей церкви облаченным в светлую и крепкую, сияющую ярче солнца броню, — то есть в святейшие догматы апостольского правоверия, и держащим в руке свой обнаженный обоюдоострый меч — то есть слово Божье. И вот он, непобедимый в догматах благочестия, посекает племена еретиков, а правоверным приносит великое утешение, несказанную радость, веселье и надежду.