Том 14. Звезда надзвездная

– Еще бы, мне, да не суметь! Останусь я с твоими медвежатами. «Медведюшки, скажу, милые, мои медвежатушки-косолапушки, тихо сидите, не ворчите, лапками не топочите, вот вернется из леса батя, принесет меду-малины: соты-меды сахарные, малина сладкая». Буду им говорить, буду их поглаживать по спинке, по брюшку по мягонькому. «И! медвежатки, у! медвежатушки-косолапушки!»

Медведь слушал – слушал, растрогался.

– Ну, Иваныч, согласен: хорошо ты няньчишь.

– Еще бы! – заяц зашевелил усами, – ну, давай мешок посмотрим!

Развязал медведь мешок, заяц всунул туда мордочку, перенюхал сухарики и остался очень доволен.

– Я согласен.

Взвалил медведь мешок на плечи – Зайцеву плату – и повел зайца в свою берлогу к медвежатам.

– Вот вам, медвежата, нянька, слушайтесь!

И возгнездился заяц в медвежьей берлоге на нянячью должность.

* * *

Поутру ушел медведь по дрова. Слава Богу, теперь ему очень беспокоиться нечего: заяц присмотрит.

А заяц, как только медведь из берлоги, скок к медвежатой кровати да всем медвежатам головы и оттяпал, положил головы рядком на кровати, прикрыл одеялом, – только носики торчат. А сам сгреб туши да в котел, налил воды и поставил суп медвежий варить.

И пока суп варился, прибрал заяц берлогу, медвежатые мордочки молоком измазал, закусил сухариком и присел к огоньку старье медвежье чинить.

Вернулся медведь в берлогу.

– А, вернулся! А я медвежат молодых накормил и спать. Да тут купцы ехали, оставили говядинки. Я суп варю. Садись-ка! Поди, проголодался?

– Спасибо, Иваныч, проголодался! – свалил медведь дрова и к котлу.

И принялся суп хлебать.

Медведь с голодухи-то навалился, ничего не соображает и медвежьего духу не учуял, а как стал насыщаться, в нос и пахнуло. А тут, как на грех, зачерпнул ложку, а на ложке медвежий пальчик. Вскочил медведь и прямо к кровати, отдернул покрывало – нет медвежат, одни мордочки медвежьи!

И догадался – замотал головой – догадался да на зайца, а заяц скок из берлоги и – поминай, как звали!

* * *

Бежит заяц, выскочил в поле. Бежит полем прытче, – а за ним медведь лупит.

Навстречу пастух.

– Ай, пастух, спрячь от медведя: медведь вдогон, хочет съесть.

– А полезай в мешок!

Заяц – в мешок, а медведь тут как тут.

– Где заяц?

– Какой заяц?

– А такой, давай зайца!

– Да нету никакого, – уперся пастух, – нет и нету.

– Врешь, мерзавец! А еще пастух! Съем, давай зайца!

Пастух испугался, развязал мешок, заяц выскочил и – прощайте!

Бежит заяц полем, – за зайцем медведь.

Навстречу человек: копает гусиную лапку – коренья.

– Послушай, добрый человек, спрячь от медведя: медведь меня съесть хочет.

– А садись в мешок!

Заяц вскочил в мешок, а медведь тут как тут.

– Давай зайца!

– Какого зайца?

– Съем!

Ну, тот испугался, развязал мешок, а заяц прихватил горстку кореньев, да бежать.

Бежит заяц – за зайцем медведь.

Навстречу тигр.

– Еронимыч, отец, сделай милость, спрячь: медведь гонится, хочет меня съесть!

– Садись ко мне в ухо.

Заяц скокнул и прямо в ухо к тигру, там и притаился.

А медведь тут как тут.

– Подай сюда зайца!

– Зайца?

Уставился тигр на медведя, медведь на тигра.

– Убью!

– Посмотрим!

Да друг на друга, и сцепились, только клочья летят.

Бились, бились, и пал медведь под тигром.

А заяц, как увидел, что медведю крышка, выскочил из тигрова уха.

– Спасибо, Еронимыч, дай Бог тебе здоровья.

– Послушай, заяц, ты, сидючи у меня в ухе, ровно жевал что-то?

А заяц коренья грыз – гусиную лапку.

– Я, Еронимыч, глазом питался.

– А дай попробовать!

Заяц подал тигру коренья – гусиную лапку.

Съел тигр.

– Вкусно! Очень! Нет ли еще, Иваныч?

– Что ж, можно. Только теперь твой будет.

– Валяй, с одним глазом управлюсь.

Заяц глаз у него и выковырял, спрятал себе, подает опять корешков. Съел тигр,

– Вкусно! Знаешь, Иваныч, я еще съел бы!

– Да взять-то неоткуда.

– А коли и правый выколупать?

– Что ж, можно и правый.

– А когда я слепцом сделаюсь, будешь ли ты меня водить, Иваныч, слепца-то?

– Еще бы! Я тебя так не оставлю. Поведу тебя по дорогам ровным да мягким, где ни горки, ни уступа, ни колючек. Так и будем ходить.

– Спасибо тебе, Иваныч, ну, колупай!

Заяц выковырял у тигра и правый глаз и уж подает не корешков, а глаза тигровы.

Тигр съел, но без удовольствия.

– Что-то не то, больно водянисто.

– Глаз и есть водянистый, чего ж захотел? Ну, а теперь в дорогу.

И повел заяц слепого тигра.

* * *

Не по мягким ровным дорогам, – по кручам, по камням, по колючке нарочно вел заяц слепого тигра.

– Ох, Иваныч, ой, тяжко!

А заяц нарочно выбирал дурные дороги и не давал передышки.

Пришли к пещере.

Заяц посадил тигра на край, спиною – в пропасть, сам собрал хворосту, развел огонь перед тигром.

– Не жарко ли, Еронимыч? Подвинься немного.

Тигр попятился и очутился на самом краешке.

Заяц подложил огоньку.

– Подвинься-ка еще, Еронимыч!

Тигр еще попятился и ухнул в пропасть, да, падая, ухватился зубами за дерево и повис над пропастью.

И хочет тигр зайца на помощь позвать, да ничего не выходит, только мычит.

– Еронимыч, где ты? – кличет заяц.

А тот мычит.

– Еронимыч, подай голос! да где же ты?

– Я тут, – крикнул тигр.

Сук выскользнул изо рта, и угодил тигр в самую пропасть, да там и расшибся.

* * *

Бежит заяц.