Том 14. Звезда надзвездная

Я бежал от суетного мира – от вражды и непокоя; в тебя водворился – в тебе нашел: и правду, и милость, и защиту.

Тихость твоя безмолвная, палаты твои лесовольные, спасение мое, мудрость и благодать!

Теперь ты огню предаешься и я уйти от тебя должен, ты горишь! – в которую страну посылаешь? и где, на каком месте мне быть?

Прекрасная пустыня,
любимая моя мати!

Прости меня – прощаюсь с тобой; благослови меня одному свой век вековать! Не пойду я искать островов непроходимых, ни безлюдного безмолвного места, ни земляную пещеру – благослови меня, мать пустыня, в мир вернуться, в мир – в суету мирскую.

Я взвихрю себе стрелами волосы, покрою плечи алым – твои алые зори! – платком, я пойду по большой дороге, выйду на площадь: буду о тебе рассказывать – о твоей правде, милости и защите.

Будут надо мной смеяться, будут бить меня больно – промолчу, поклонюсь на побои: всё перенесу, всё претерплю ради правды твоей – Прекрасная пустыня, любимая моя мати!

В мире есть много несчастных: оскорбленных, неутешных – горек мир, горюча тоска.

Если утешу – твоим светом утешу: свет во мне – свет от тебя.

И когда после страдных дней странных под милый осенний дождик упаду где-нибудь под забором, ты придешь – ты меня примешь на свои руки: ты меня не покинешь!

И очи твои будут близко – и я уйду за тобой с легким сердцем, всем сердцем желая – в жизнь вековую.

Прекрасная пустыня,
любимая моя мати!

Сокровище ангелов *

Есть в Божьем мире пресветлый рай –

пречистое царство ангелов.

Весь озарен светом Божиим стоит град избранных –

а страж его: великий ангел:

как свет, одежда светлая,

и распростерты крылья белые,

копье в руках.

Там с праведными сирины вкушают золотые яблоки, поют песни песневые, утешают святых угодников.

Там ни печали, ни воздыхания, там жизнь бесконечная.

Долог, труден путь протягливый до рая пресветлого. Много званных на пир в пресветлый рай

а не увидели они света Божия – неизбранные – не дошли до камня рубежного: там сторожит великий ангел:

как свет, одежда светлая,

и распростерты крылья белые,

копье в руках.

Кому же открыты врата райские?

И кто избранный из позванных?

– чистое сердце кипенное, творящее волю Божию –

от Бога избрано;

– сердце, в туче измаявшееся –

от Бога избрано;

– сердце раненое –

от Бога избрано;

– сердце, открытое к людской беде и горестям –

от Бога избрано;

– сердце обрадованное, благословляющее –

от Бога избрано;

– сердце униженное –

от Бога избрано;

– сердце, от обиды изнывшее –

от Бога избрано;

– сердце, пламенное правды ради –

от Бога избрано;

– сердце кроткое –

от Бога избрано;

– сердце, готовое принять и последний грех ради света Божия, ради чистоты на трудной земле в жестоком мире –

от Бога избрано;

– сердце великое Матери Света – Звезда надзвездная! –

восхотевшей с нами мыкаться, с нами горевать и мучиться, с нами – обреченными –

вот сердце – от Бога избранное,

вот кому открыты врата райские.

II. Дела человеческие *

Чертог твой *

Идите на вечерю: все готово!

– Мы и рады бы, да сегодня никак невозможно.

– Я никак не могу: дела по горло,

– Не могу, обещал в другое место, дал слово.

И многим слышен был голос, еще многие слышали голос, но даже не отозвались.

И вестники пошли совсем по другим улицам, вестники пошли по закоулкам в переулки, совсем по другим улицам, совсем к другим людям.

И чертог наполнился.

И полон был пир странными гостями.

«Много званных – да мало откликается!»

Ученик *

Жил в скиту отшельник. От напряженной духовной работы и одиночества очень он в мыслях смутился и захотел побыть на людях в монастыре.

Да не оказалось свободных келий.

А спасался в монастыре старец – великий светильник. И была у старца небольшая келейка вроде дачи неподалеку от большой его зимней кельи, где жил он.

– Побудь у меня в той летней келье, а отыщешь себе угол, иди с Богом! – сказал старец отшельнику.

Отшельник очень был благодарен старцу и сейчас же в келейку его и перебрался. И повеселел, как и не узнать.

А ведь ничто так не влечет человека к человеку, как обрадованность духа, и эта обрадованность духа в человеке здоровее самого солнца, гор и океана – или так и солнце и горы и океан от той же радости духа, какая влечет человека к человеку и зверя к человеку и человека к зверю, а ангелов к миру!

И стал к нему народ ходить, как к «братцу».

И несли ему все, что могли, желая слышать от него слова или просто посмотреть на него.

И в монастыре среди братии только и было разговору, что об этом отшельнике, поселившемся в келейке старца.

* * *

А старцу и стало завидно.

«Сколько лет я сижу тут, – думает старец, – и в большом воздержании, а не так приходят ко мне, а этот проныр и дня не высидел, а народ к нему так и прёт!»

И уж молиться старец не может, ни дела духовного делать. Да и куда, – ни молитва, ни дело на ум не пойдут:

такой в монастыре гам стоит, как на праздник в ярмарку.

И сказал старец ученику:

– Иди и скажи тому – немедленно чтоб уходил: келья нужна мне!

Ученик поклонился старцу и пошел.

Да за народом едва уж протиснулся к келейке: