Том 14. Звезда надзвездная

Окоченелый поплелся он на холодную паперть.

– Кто его, бесприютного, примет, последнего человека?

– Честнейшая, не пожелавшая в раю быть… не Она ли, пречистая?

пожелавшая вольно мучиться с грешными, великая совесть мира, Матерь Света?

– И вот на простуженной паперти ровно теплом повеяло –

И с той поры дом его – папертный угол в доме Пресвятой Богородицы.

* * *

Шла гроза на русскую землю – никто ее не ждал и жили беспечно.

Он один ее чуял, принявший всю горечь мира:

с плачем ходит он по городу,

перестать умоляет от худых дел,

раскрыть сердце друга для.

Суета и забота, – кому его слушать? и били его и ругали.

И вот показалось:

раскаленные красные камни плыли по черному небу –

и было, как ночью, в пожар,

и был стук в небесах,

даже слов не расслышать.

Ошалели от страха.

«Господи, помилуй! Спаси нас!»

А он перед образом Благовещения бьется о камни, кричит через гром:

не погубить просил,

пощадить жизнь народу,

родной земле.

И гроза повернула –

каменная мимо прошла туча:

Там разразилась,

там раскололась,

за устюжским лесом

и далеко засыпала камнем до Студеного моря.

* * *

Он пришел в суровый Гледень

от святой Софии.

И был ему кровом дом

Пресвятой Богородицы.

И когда настал его последний час,

идет он вечером в церковь

к Михайле-архангелу,

а на Михайловом мосту поджидает его смерть.

«Милый братец, ты прощайся с белым светом!»

Сказала смерть

и ударила его косой –

и он упал на мосту.

И вот тучи-сестры принесли ему белый покров:

в летней ночи закуделила

крещенская метель –

высокий намело сугроб.

И лежал он под сугробом

серебряную ночь.

* * *

В синем сумраке тихо плыли синие и белые тучи

и, как тучи, плыли реки –

синяя Сухона

и белая Двина.

Зацветала река цветами –

последние корабли уплывали:

одни в Белое море – на святой Соловец остров,

другие ко святой Софии в Великий Новгород.

На Сокольей горе на бугрине сидел Прокопий блаженный –

– Милый братец, помоли о нас:

даруй тихое плавание!

– Милый братец, благослови русский народ

мудростью святой Софии,

совестью Пречистой,

духом Михайлы-архангела!

От патерика *

Обоюдный

Привязанный к столбу по рукам и ногам, я стою у столба перед лицом рая на грани вечной муки. Я вижу солнце – как неслышно идет оно к райскому саду, и опадают листья и другие, весенние, распускаются, как звезды, на темных сплетшихся ветках.

Я вижу землю, зеленая в росной траве горит она в венце из звезд.

Тихо веет из рая, повевает в лицо, наполняя цветами воздух– а в спину мне пышет и жжет из геенского пекла.

И я не могу пошевельнуться – так и стою у столба на перепутье.

«Ради твоего милосердия, – сказал ангел, страж моей души, – ты избавлен от ада, блуда же ради лишен царства небесного!»

И покорный, вздохнув от глубины моего сердца, я вспомнил всю мою блудную жизнь, но дел милосердия – ни одного, никакого.

Покровенный грех

Рано поутру, лишь только ударили к заутрене, в келью к старцу вломилась братия, и в великом волнении, с плачем и ожесточением донесли старцу, что в кельи одного юного брата сидит блудница –

«и всю ночь он творил с ней блуд ненасытно».

– Поди и посмотри! – вопияла братия к старцу.

И со старцем двинулись все в ту келью, к юному брату, где сидела блудница.

На неистовый стук брат отворил дверь – и келья его наполнилась иноками.

Старец же, уразумев, где схоронил брат жену «под спудом», как вошел, так и сел на то место, прикрывая собой блудницу. А братии велел обыскать келью.

И много трудились иноки:

все колени исшмыргали, и рясы исшаркали, заползали к тайным щелям, за печку лазали, под печку совались –

А нет – и нет никого.

И сказал старец:

– Бог да простит! Как мало вы верите ближнему!

И, укоряя иноков, отпустил их.

И когда в келье не осталось ни одного инока, старец поднялся и, взяв за руку брата, сказал:

– Подумай, брат, о душе своей!

И вышел.

И умилился брат и, войдя в страх Божий, сотворял дело своей души.

Испытание

В тот день много было молящихся, и вот припала с плачем к ногам старца женщина, прося защиты:

муж ее два уж года как в тюрьме сидит, а ее хотят продать в Америку!

Стоявший подле старца послушник пленен был красотою женщины и, «погибая от похоти», по уходе ее, в сердечном покаянии открылся старцу.

– Отец, – сказал он, – разве не заметил ты, как прекрасна эта жена, и как мог ты устоять против такой красоты?

Старец же стоял бесстрастный, творя молитву Иисусу.

– Да, и меня коснулось вожделение и душа моя разжигалась, но я смирил ее молитвой. Так и ты, брат, видя разжение плоти, не беги, а смиряй ее, испытуя.

* * *

Ночью того же дня по очищении покаянием лег старец и увидел в видении –