Том 14. Звезда надзвездная

Отпустить с родителями дочь опасно, не ровен час, бес и опять в нее вскочит!

И оставил ее у себя в келье –

«пока совершенно не исцелится».

И Пестик остался.

Прошла ночь и другая – все ничего.

А на третью ночь вонищу свою блудную и распустил Пестик по келье, старцу в нос как шибанет – старец не выдержал и «смесился».

А сойдясь с «бесной отроковицей», от страха и отчаяния убил ее, а сам бежать.

И убежал.

А Пестику того только и надо –

—— пи-пи-пи-пи! – и как пузырь: – пык! –

Гуляй на своей воле!

* * *

В пустыне, каясь, вошел старец в львиную пещеру.

И живя в пещере, каясь, так очистился от своего греха, что не только взял власть, как прежде, изгонять бесов, но и в бездождие по молитве его бывал сильнющий дождь.

И уж бесы его, как креста, боялись.

И не докучали, а далеко обходили –

«чтобы не нарваться на неприятность!»

А имя старцу – Иаков-постник.

Блюдущий

Был один брат, блюдущий себя и великий постник.

Однажды, взбешенный на блуд, выскочил он из монастыря и побежал в город прямо в блудилище.

Но только что вошел он в «обитель» к блуднице и чуть только прикоснулся к ее одежде, как тотчас был покрыт с головы до ног проказой.

И увидев себя в таком безобразном виде, «не скончав и похоти своей», возвратился в монастырь.

– Навел на меня Бог наказание, да спасется душа моя!

И до смерти, быв в проказе, славословил Бога.

Воскресения день

А как с Волги до Поморья, с Поморья до Сурожа печальная вошла тьма в Христову ночь, затаилась без отклика.

«Отчего такая тьма и печаль по русской земле?» «Это души из пропастей и канав, из-за огненной реки, из загробных темниц – скорбной вереницей

в отпуск на родину за каплей росы омочь уста. И другие – вижу – подымаются с родимых полей: вон – моя мать, вон – мои братья… Еще вижу: да, их очень много: замученные и измаявшиеся»

Тьма слепит глаза. Полночь приблизилась.

По церквам подняли хоругви, со свечами выносят запрестольные иконы. Я зажег мою свечку – на весь мир огонек. И в огонь свечей ударил колокол – и свернулась тьма, рассеялась.

«Вижу, среди живых и умершие, а как живые: пришли, не забыли свою родину – „Христос воскрес!“ Еще вижу – другие идут – их кровавые слезы стали белыми – „Христос воскрес!“»

И время остановилось.

А Трехдневное – Воскресение, омывшись весенней росой, зажигает зарю и ведет ее, нарядную, по талой зазеленевшей земле над пригорками, по-над лесом, край поля – с Волги до Поморья, с Поморья до Сурожа.

А из зари крест – солнце играет. И горит этот крест ярче солнца.

А кто ждет, тот увидит – крест в солнце над русской землей – от восхода солнца до белого дня.

III. Свиток *

Гнев Ильи Пророка *

Необъятен в ширь и даль подлунный мир –

пропастна́я глубина,

высота поднебесная.

Много непроходимых лесов, непролазных трущоб и болот,

много непроплывных рек, бездонно-бурных морей,

много диких горбатых гор громоздится под облаки.

Страшны бестропные поприща –

труден путь.

Но труднее и самого трудного тесный, усеянный колючим тернием,

«путь осуждения»

в пагубу.

На третьем разжженно-синем небе – за гибкоствольным вязом с тремя враждующими зверями:

гордым орлом,

лающей выдрой

и желтой змеей;

за бушующей рекой-окияном,

за тесной и мутной долиной семи тяжких мытарств,

за многолистной вербой и дальше ——

по вербному перепутью к яблоне,

где течет «источник забвения», –

там раздел дороги.

Под беловерхой яблоней:

с книгой Богородица

и апостол Петр с ключами райскими.

Записывает Богородица

в «Книгу Живых и Мертвых»,

указуя путь

странствующим, отрешенным от тела, опечаленным душам.

Весела и радостна блаженная

цветущая равнина

– огненный поток из васильков! –

И печальна другая – в темных цветах –

«без возвращения».

Не весело лето в преисподней:

скорбь и скрежет зубовный поедают грешников

во тьме кромешной;

и кровь мучеников

– нестрадавших от мира земную жизнь –

проступает – приходит во тьму, как тать, –

нежданная и забытая,

точит укором,

непоправимостью,

жрет червем неусыпаемым.

В бездне бездн геенны

зашевелился Зверь:

злой и лютый,

угрызает от лютости свою конскую пяту,

содрогаясь, выпускает из чрева

огненную реку.

Идет река-огонь,

шумя и воя,

устрашает ад;

несет свою волну –

всё истребить.

И огонь разливается

широколапый, перебирает смертоносными лапами,

пожирая всё.

Некуда бежать,

негде схорониться,

нет дома,

нет матери.

Изгорают виновные души –

припадают истерзанные запекшимися губами к льдистым камням,

лижут в исступлении ледяные заостренные голыши:

охладить бы воспаленные внутренности!

Нет защиты,

нет утоления.

Архангел!

Грозный —— он

явился не облегчить муки:

грозный, он сносит свой неугасимый огонь:

зажигает ледяные камни – последнее утоление!

Загораются камни –

тают последние надежды.

И оттеняют кольцом,

извиваются, свистят свирепые змеи,

обвивают удавом,

источая на изрезанные огнем, рассеченные камнем рты

горький

свой яд.

Земля!

Ты будь мне матерью,

не торопись

обратить меня в прах!

* * *

Вышел Иуда из врат адовых ——

кинутый Богом в преисподнюю,

осужден навсегда торчать у самого пекла,

неизменно видеть одни и те же страдания,

безнадежно,

презренный,

забытый Богом Иуда.

Не обживешься.

Прогоркло.

Берет тоска. И дьявольски скучно.