Том 15. Статьи о литературе и искусстве

Вот два соперника сошлись и устремились друг на друга.
Оружие скрестилось их, и искры сыплются. В крови
Окрасились клинки. Игра безумная идет из-за любви, —
Добычей победителю придется милая подруга.
Но вот сломалися мечи… как наша юность дорогая!
Но не конец еще… Пусть у соперников разбит металл, —
За сталь отмстит кулак, их зубы, их отточенный кинжал.
О, бешенство сердец созревшей страсти! Ненависть слепая!
В овраг глубокий, темный, зло друг друга заключив в объятья,
Герои катятся; тела их рвут терновника кусты.
И кости их трещат, — и слышатся безумные проклятья…
Оврага бездна — ад героев тех, могила их мечты!
О женщина! О амазонка злая! мчись без угрызений
Чрез тот овраг, чрез вечный памятник позора вожделений!

(Шарль-Поль Бодлер, «Цветы зла», т. I, Спб., 1907, перев, Эллиса)>

Для того, чтобы быть точным, я должен сказать, что в сборнике есть стихотворения менее непонятные, но нет ни одного, которое было бы просто и могло бы быть понято без некоторого усилия, — усилия, редко вознагражденного, так как чувства, передаваемые поэтом, и нехорошие, и весьма низменные чувства.

Выражены же эти чувства всегда умышленно оригинально и нелепо. Преднамеренная темнота эта особенно заметна в прозе, где автор мог бы говорить просто, если бы хотел.

Вот пример из его «Petits po`emes en prose». Первая пьеса «L’'etranger».

L’Etranger

— Qui aimes-tu le mieux, homme 'enigmatique, des: ton p`ere, ta m`ere, ton fr`ere ou ta soeur?

— Je n’ai ni p`ere, ni m`ere, ni soeur, ni fr`ere.

— Tes amis?

— Vous vous servez l`a d’une parole dont le sens m’est rest'e jusqu’`a ce jour inconnu.

— Ta patrie?

— J’ignore sous quelle latitude elle est situ'ee.

— La beaut'e?

— Je l’aimerais volontiers, d'eesse et immortelle,

— L’or?

— Je le ha"is, comme vous ha"issez Dieu.

— Eh! qu’aimes-tu donc, extraordinaire 'etranger?

— J’aime les nuages… les nuages qui passent., l`a-bas.,j les merveilleux nuages!..

<Чужестранец

— Кого ты больше всего любишь, скажи, загадочный человек? Отца, мать, сестру или брата?

— У меня нет ни отца, ни матери, ни сестры, ни брата.

— Друзей?

— Смысл этого слова до сих пор остался неизвестен мне.

— Отчизну?

— Я не знаю, под какой широтой она находится.

— Красоту?

— Я любил бы ее — божественной и бессмертной.

— Золото?

— Я ненавижу его, как вы ненавидите бога.

— Так что же ты любишь, удивительный чужестранец?

— Я люблю облака… летучие облака… в вышине… чудесные облака!

(Шарль-Поль Бодлер, «Стихотворения в прозе». Под ред. Л. Гуревич и С. Парнок, изд. «Посев», СПб., 1909)>

Пьеса «La soupe et les nuages» должна, вероятно, изображать непонятость поэта даже тою, кого он любит. Вот эта пьеса.

«Ma petite folle bien-aim'ee me donnait `a diner, et par la fen^etre ouverte de la salle `a manger je contemplais les mouvantes architectures que Dieu fait avec les vapeurs, les merveilleuses constructions de l’impalpable. Et je me disais `a travers ma contemplation: «Toutes ces fantasmagories sont presque aussi belles que les yeux de ma belle bien-aim'ee, la petite folle monstrueuse aux yeux verts».

Et tout-`a-coup je recus un violent coup de poing dans le dos, et j’entendis une voix rauque et charmante, une voix hyst'erique et comme enrou'ee par l’eau-de-vie, la voix de ma ch`ere petite bien-aim'ee, qui disait: «Allez-vous bient^ot manger votre soupe, s… b… de marchand de nuages?»

<Суп и облака

Моя маленькая сумасбродная возлюбленная подала мне обед, а я следил в открытое окно столовой за плавучими чертогами, воздвигаемыми господом богом из паров, за этими дивными сооружениями из неосязаемого. И, созерцая, думал: «Все эти фантастические призрачные красоты могут сравниться только с глазами моей прекрасной возлюбленной, этой маленькой сумасбродки, этого милого зеленоглазого чудовища».

Но тут я получил размашистый удар кулаком в спину и услышал хрипловатый, пленительный для меня голос — голос истерический и как бы осипший от водки, голос моей маленькой возлюбленной: «Да скоро ли ты кончишь суп, черт бы тебя побрал, зевака эдакий! Звездочет!»