Читаем Том 16. Книга 1. Сказки. Пестрые письма полностью

В идеях, проповедуемых карасем, несомненно, есть то, что входило в мировоззрение самого писателя и вообще передовой части русской интеллигенции того времени. Это, во-первых, вера в возможность достижения социальной гармонии,глубокое убеждение в том, что всеобщее счастье— не праздная фантазия мечтательных умов, что оно рано или поздно сделается общим достоянием. Во-вторых, карась-идеалист тверд и последователен в своих социалистических убеждениях, он готов на самопожертвование, он «не предаст».

Но сказка представляет собой не только пропаганду социалистического идеала, а и критику утопических иллюзий о возможности достижения социальной гармонии путем морального перевоспитания эксплуататоров.Карась-идеалист считает социальное зло просто заблуждением умов. Ему представляется, что щуки «к голосу правды не глухи» и что смелая пропаганда добродетели «самую лютую щуку в карася превратит». На таком

идеалистическом понимании причин социального неравенства и основана наивная вера карася в «бескровное преуспеяние». Подробнее см. в общей статье (стр. 417–418, 422–423, 435, 437).

Никсы— водяные духи ( нем.Nixen).

Мамон— здесь: живот, брюхо.


Игрушечного дела людишки*

Впервые — ОЗ,1880, № 1 (вып. в свет после 16 января), стр. 251–280.Подпись: Н. Щедрин.

Рукописи и корректуры не сохранились.

В 1879 году Салтыков задумал цикл, посвященный людям-куклам, начало которого и было напечатано в январской книжке ОЗза 1880 год Подзаголовок «Вступление» и заключающие главу и позднее удаленные из текста слова (см. ниже вариант к стр. 116) подтверждают это намерение. Однако в мартовском номере ОЗтого же года сообщалось: «По болезни М. Е. Салтыкова предположенные им лично статьи для февральской и мартовской книжек не могли быть напечатаны». Позднее, занятый завершением и подготовкой к отдельному изданию «Господ Головлевых», а после отъезда за границу — циклом «За рубежом», Салтыков к задуманному циклу «Игрушечного дела людишки» не возвращался, хотя и не оставлял мысли о его завершении [115].

В 1886 году Салтыков включил рассказ в первое отдельное издание сказок: хотя по своему жанру, стилю и объему это произведение значительно отличалось от сказок, для других циклов первой половины 80-х годов («Пошехонские рассказы», «Пестрые письма», «Мелочи жизни») «Игрушечного дела людишки» еще менее подходили. Писатель сиял подзаголовок «Вступление» и внес в текст произведения ряд изменений. Приводим три варианта сборника «23 сказки»:

К стр. 109, абзац «Мы, видевшие…». Вместо слов: «…судебная или земская крамола не производит на нас надлежащего действия. Но в то время крамола была еще внове» — «…не понимаем, каким образом казенное ведомство может превратиться в убежище неблагонадежных элементов».

К стр. 110, абзацы «— Надеюсь, что она…» и «— Явится…» — отсутствовали.

В наст. изд., как и в изд. 1933–1941,эти цензурные замены устранены.

К стр. 116. Текст заканчивался фразой:

Как бы то ни было, но я воспользовался наступившими сумерками, чтоб отложить дальнейший осмотр мастерской до другого дня.

В 184* году я жил…— Салтыков вспоминает о своей административно-чиновнической деятельности в ссылке в Вятке в 1848–1855 гг.

…циркуляр о принятии пожертвований на памятник Феофану Прокоповичу или на стипендию имени генерал-майора Мардария Отчаянного…— В печати 70-80-х годов часто сообщалось о подписке на сооружение памятников или на открытие именных стипендий. Имел место и упоминаемый случай о пожертвовании одной копейки (см. «Голос», 1875, 9/21 августа, № 218, с. 1).

…дал городу раны, второй — скорпионы…— Библейское выражение (Третья кн. Царств, XII, 11). Скорпионы — здесь: многохвостные плети с острыми металлическими наконечниками. Ср. стр. 69, абзац «Общество…».

…нужно где-нибудь в примечаниях поискать…— В примечаниях к отдельным статьям в Своде законов.

Уваль— вуаль.

Зоблить— воспитывать.

Крестовики, полуимпериальчики— серебряные рубли, на оборотной стороне которых вензель императора помещен четыре раза крестообразно, и золотые монеты пятирублевого достоинства.

Петиметр— щеголь ( франц.petit-ma^itre).

Пряжка— нагрудный знак отличия за беспорочную службу: прорезная пряжка с римскими цифрами в дубовом венке. С 1858 г. выдавался гражданским лицам за выслугу от 40 лет и выше, военным — от 30-ти.

Шлык— старинный головной убор замужних женщин.

…устраиваемым на театре города Мариуполя Петипа. — Драматический актер М. М. Петипа (сын знаменитого балетмейстера Мариуса Петипа) в 1886 г. вынужден был перейти с петербургской сцены на провинциальную.

Хабара— взятка, барыш.

Наянливо— назойливо, нахально.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее