Том 17 (XVII век, литература раннего старообрядчества)

Воистину убо, братие,
блаженный Давыд, царь и пророк,
сице рече, еже всуе мятется всяк человек живый[3341]

:сокровищует — и невесть кому собирает я,
саном и честию возносится,
богатьством и славою яко бурею възимается
— и аки прах на землю падает и без вести[3342] бывает,
и вся, яже имея зде на земли, оставляет.

О, многострастная и окаянная душе моя!

Воспряни и умилися,
доколе ти смертный час не приспе, покайся;
вниди во свою совесть
и разсуди кратъкость и непостояньство[3343]
окаяннаго мира сего.

Что бо есть постоянно?

Богатство ли?
Но и несть постоянно,
во время люто не помилует тя
и в день, в онь же умирати начнеши,
от смерти не избавить тя,
но яко некоего странника
во время смертное извержет тя за врата дому твоего, нага суща.
Люто бо есть богатьство и немилосердная вещь,
зане ничтоже ми на путь дарует,
но токмо едино худое рубище и трилакотный[3344] гроб,
в немъже имам селитву имети[3345]
до Втораго и Страшнаго Христова пришествия.

В лепоту[3346]

убо, братие, пророк Давыдокаянъствует мир сей,
еже всяк человек
всуе мятется и смущается.
И море убо возмущается
— и паки уставляется[3347],
и земля колеблется
— и паки утвержается[3348],
а лихоимец смущаяйся[3349],
богатьство собирая, грабя и насилуя,
никогдаже уставляется, ни утвержается.
Зефир дыхая[3350] укрощается и молчит,
а лихоимец — николиже,
дондеже[3351] смерть его похитит;
тогда убо укротится и тогда умолкнет.

О, горе и люте будет на Страшном суде,

не сотворшим милости зде!
Слышасте ли самого Господа, глаголюща:
«Алчна[3352] мя не накормисте,
и жадна[3353] не напоисте, нага не одеясте,
и в темнице бех[3354] — не приидосте ко мне,
и болна мя не посетисте»[3355].
Горе убо нам, кий[3356] ответ сотворим тогда!
Рабов своих милуем,
о скотех промышляем[3357] и о псах печемся,
а Христа, за враты стояща, презираем.

О, богате, безчеловечне и немилосерде!

Иже всю вселенную питаяй
просит у тебе единаго преломка хлеба;
и всю тварь напаяй
жаждет у тебе единыя чаши студеныя воды;
небо покрываяй облаки
хощет у тебе единаго худаго рубища,
покрыти нагия плещи своя;
всю вселенную обогащая
и винограды учащая,
и повелением его вся тварь
служит нам и повинуется,
простирает ти десницу
и просит единыя медницы;
гром творяй и молнию
и содержай горьстию всю тварь
яко Бога тя молит
и «помилуй мя, страннаго», глаголет,
«напои и накорми ради своего душевнаго спасения»!
Ты же, окаянне и зверообразне,
изуверо поглядаеши,
веждами яро возводиши
и со гневом безделна[3358] его отсылавши.

Ветри и море послушают его,

и вся тварь со страхом и трепетом повинуется ему.
Ты же, человече, един сопротивоборен еси,
заповеди его преступаеши
и от страннаго[3359] Христа волею[3360] нас ради,аки аспид[3361] глухий, уши свои затыкаеши
и всячески немилосердием дышеши.
Херувими и серафими со ужасом предъстоят ему
и лица своя закрывают,
не терпящее зрети славы его.
Тобою же, немилосерде, отвсюду небрегом,
пъхаем и поругаем,
уничижаем и безчестим.
Иже разбойнику рай отверзе
и во Царство Небесное всем нам путь показывый
спасения ради нашего странен бысть волею[3362],
не имея зде на земли где главы подклонити,
у врат дому твоего наг стоя, от зимы померзаем,
трясыйся и гладом истаяваем,
и умилно вопиет ти, гласы изменяя[3363],
да тя на милость преклонит;
просит и молит
во единой от менших храмин[3364] твоих обогретися
Иже всю подънебесную просвещая и согревая.
Глаголет бо: «Единому от меньших братии моих сотвористе,
— мне убо сотвористе»[3365].

Не веси[3366]

ли, человече,яко всяк убогий во Христа облечен,
якоже и апостол Павел свидетельствует,
глаголя: «Елицы во Христа крестихомъся,
во Христа облекохомъся»[3367].
Велика убо, братие, тайна сия!
Иже убо кто брата своего оскорбит или заушит[3368],
равну часть[3369] приимет с распинающими Господа,
понеже во всяком християнине сокровен есть Христос,
якоже и во Евангелии глаголет:
«Ядый[3370] мою плоть и пияй[3371] мою кровьво мне пребывает, и аз в нем»[3372].