Том 2. Измерение вещей

Нам вершок дороже глаза,
наша мера он отсчета,
он в пространстве наша база,
мы бойцы прямых фигур.
К мерам жидкости сыпучей
прилагаем эталон,
сыпем слез на землю кучи,
измеряем лоб соседа
(он же служит нам тетёркой),
рассматривая форму следа,
меру трогаем всей пятёркой.
Любопытствуя больного
тела жар — температуру,
мы вершок ему приносим,
из бульона варим куру.

Ляполянов

Но физики считают вершок
устаревшей мерой.
Значительно удобней
измерять предметы саблей.
Хорошо также измерять шагами.

Профессор Гуриндурин

Вы не правы, Ляполянов.
Я сам представитель науки
и знаю лучше тебя положение дел.
Шагами измеряют пашни,
а саблей тело человеческое,
но вещи измеряют вилкой.

Друзья

Мы дети в науке,
но любим вершок.

Ляполянов

Смерть отсталым измереньям!
Смерть науки старожилам!
Ветер круглым островам!
Дюжий метр пополам!

Плотник

Ну нет,
простите.
Я знаю косую сажень
и на все ваши выдумки мне плевать!
Плевать, говорю, на вашу тетю науку.
Потому как сажень
есть косая инструмент
и способна прилагаться
где угодно хорошо;
при постройке, скажем, дома
са́жень веса кирпичей,
штукатурка, да солома,
да тяжелый молоток.

Профессор Гуриндурин

Вот мы,
глядя в потолок,
рассуждаем над масштабом
разных планов естества,
переходящего из энергии
в основную материю,
под которой разумеем
даже газ.

Друзья:

Наша мера нами скрыта.
Нам вершок дороже глаз.

Ляполянов

В самых маленьких частичках,
в элементах,
в ангелочках,
в центре тел,
в летящих ядрах,
в натяженьи,
в оболочках,
в ямах душевной скуки,
в пузырях логической науки —
измеряются предметы
клином, клювом и клыком.

Профессор Гуриндурин

Вы не правы, Ляполянов.
Где же вы слыхали бредни,
чтобы стул измерить клином,
чтобы стол измерить клювом,
чтобы ключ измерить лирой,
чтобы дом запутать клятвой.
Мы несем в науке метр,
вы несете только саблю.

Ляполянов

Я теперь считаю так:
меры нет.
Вместо меры только мысли,
заключенные в предмет.
Все предметы оживают,
бытие собой украшают.

Друзья

О,
мы поняли!
Но все же
оставляем Вершок.

Ляполянов:

Вы костецы.

Профессор Гуриндурин:

Не́учи и глупцы.

Плотник:

Я порываю с вами дружбу.

всё

Д. Хармс

17–21 октября 1929 года

<2>Сабля

§ 1.

Жизнь делится на рабочее и нерабочее время. Нерабочее время создаёт схемы — трубы. Рабочее время наполняет эти трубы.

Работа в виде ветра
влетает в полую трубу.
Труба поёт ленивым голосом.
Мы слушаем вой труб.
И наше тело вдруг легчает
в красивый ветер переходит:
мы вдруг становимся двойными:
направо ручка —
налево ручка,
направо ножка —
налево ножка,
бока и уши и глаза и плечи
нас граничат с остальными.
Точно рифмы наши грани
остриём блестят стальным.

§ 2.