Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Александр. Вы не знаете, каким ужасным внезапным бесплодием время поражает самые высокие человеческие отношения. Самые могучие корни углублены и продолжают сплетаться под землей, но подземная сила их перестает быть деятельной и не производит уже ни листвы, ни цветов. Неужели вы не чувствуете, как что-то скрытое, похожее на брожение весны, трепещет во мне всякий раз, когда ваша жизнь соприкасается с моей? Вашего одного присутствия достаточно для того, чтобы сообщить моему духу неизмеримую плодовитость. В тот день, когда мы стояли на террасе, среди сменившей крики тишины, и когда ветер бросил в меня прядью ваших волос, моя душа в несколько мгновений перешла все пределы, охватила бесконечное количество новых вещей, даже сама пыль гробниц была для нее волной почек, которые должны были распуститься. Мы могли бы сидеть друг возле друга в пустыне, вдали от человеческих путей, оставаться неподвижными и безмолвными, как нива в раннее утро, и каждое дуновение ветра приносило бы нам удивительные семена.

Бианка-Мария. Это в вас, это в вас вся эта сила!..

Александр. В вас, в вас заключено все то, о чем сожалеют люди, что никогда не изведали обладания им! Когда я на вас смотрю, когда я вслушиваюсь в ритм вашего дыхания, я чувствую, что через вас открываются другие красоты, приобретаются другие блага, что может быть через вас свершаются на свете деяния, такие же светлые, как прекраснейшие грезы поэзии. Я не в силах выразить, что я испытал когда-то, когда я стоял возле вас, при первом проявлении моей любви и желания. Это было исключительное чувство, которое я могу сравнить только с пробуждением в одно утро моего далекого детства… Я вспоминаю об этом пробуждении, как о каком-то радостном рождении, как о какой-то заре, когда я родился для другой жизни, бесконечно более чистой и более сильной, и когда внезапно раскрылись надо мною сомкнутые руки судьбы. Я тогда впервые плыл от берегов Апулии к водам Греции. Это случилось в Коринфском заливе, в Салонской бухте, в гавани Итеи, где я должен был высадиться на берег, чтобы отправиться в Дельфы. Вы знаете эти места, вы, странница всех стран, посвященных тайне и красоте!

Бианка-Мария(как бы сквозь сон). Салона! Помню: синий залив, весь изрезанный скрытыми, как внутренность раковины, бухтами, розовыми по вечерам, как раковина… В горах, изрытых пещерами, между скал, на каком-то клочке красной земли, колебалось несколько тощих колосьев, затерянных в пахучих травах. Помню, однажды вечером загорелось жниво на горе. Легкие, змеившиеся языки пламени бежали между скал с быстротой молнии. Я никогда не видела такого быстрого и такого яркого огня. Ветер приносил к нам благоухание сожженных трав. Казалось, все море наполнено благовонием дикой мяты. Тысячи испуганных соколов кружились над пожарищем, наполняя своими криками все небо.

Александр. Это было там, это было там! Я уснул на палубе, лицом к звездному небу августовской ночи. На заре, когда корабль уже бросил якорь, меня разбудил звон цепей. Вы знаете, на какое расстояние еще и теперь Парнас распространяет святость своего предания. Ваши глаза, перед которыми прошли прекраснейшие и высшие видения земли, конечно, пили этот идеальный свет, окружающий в летнее утро гору Аполлона. Все еще продолжая лежать, я видел только сказочные вершины в безмолвии бледных небес. Из портов доносилось пение петухов, проворное и зычное пение из беспрерывного зова и отклика, которое одно наполняло безмолвие высоких стен. Ах, никогда, никогда я не забуду обетов радости, которые в этом месте и в это утро давало моей новой жизни это воодушевляющее пение!..

Бианка-Мария. Да! Да! Помню…