Том 2. Проза

Из символов протеста Чарльз Мэнсон — наверное, самый востребованный после Че Гевары. Хотя, в отличие от команданте, ответ на вопрос «Протест против чего именно?» в случае Мэнсона затруднителен. Тем не менее факт остается фактом: 35 лет спустя после ареста Мэнсон получает самое большое количество писем от поклонников среди всех заключенных американской пенитенциарной системы. Однако за кровавыми криминальными подробностями зачастую как-то забывается, что будущее свое он планировал несколько иначе. Он мечтал стать поп-звездой и даже успел записать еще на свободе альбом плюс несколько песен не с кем-нибудь, а с The Beach Boys. Карьера не складывалась, а когда, наконец, пришла кровавая слава, плодами ее из тюремной камеры уже трудновато было воспользоваться. Хотя и в тюрьме Мэнсон умудрился записать два альбома. Притягательность творчества Врага Общества № 1 испытали на себе Guns’N’Roses, The Lemonheads и, разумеется, духовный сын и наследник Чарльза — Мэнсон, который Мэрилин. Вся песенная лирика уместилась в тонкую книжечку, включая жутковатую сказку про вьюрка, рассказанную на досуге добрым дедушкой Чарли (ему ведь, и правда, уже под семьдесят). Самое сильное впечатление производит удивительное сходство поэзии Мэнсона с поэзией Моррисона (несмотря на очевидный интеллектуализм и куда большую эрудицию второго). Очевидно, Zeitgeist — дух времени — действительно существует: Калифорния шестидесятых резонировала на одной весьма определенной волне. Декадентскую книжицу слегка портит точный, но абсолютно не вдохновенный перевод. Впрочем, адекватного переводчика следовало, скорее всего, искать тоже где-нибудь в камере смертников.

«Никто из ниоткуда»

Илья Кормильцев

В первую книгу автора текстов давно уже пребывающей, как и положено легендам, на кладбище истории группы Nautilus Pompilius именно эти тексты, как не трудно догадаться, и вошли. Но, к счастью, не только они — иначе место «Никто из ниоткуда» было бы на книжной полке стареющего фанатика русского рока рядом с обтерханной по краям от частого переклеивания фотографией Виктора Цоя. В отличие от группы, автор жив и, судя по всему, мыслит себя не только в прошлом или даже в настоящем — где он известен как переводчик и издатель, — но и в гипотетическом литературном будущем. Поэтому в книге кроме документов рок-н-ролльной истории, таких как тексты песен «Нау» и ряда других групп, к которым Кормильцев имел большее или меньшее касательство (Настя, «Урфин Джюс», «Томас»), а также сценария несостоявшейся в связи с распадом СССР кинокартины, замысленной на вершине первой волны популярности «Наутилуса», есть еще стихи, к музыке отношения не имеющие, и мрачновато-готические рассказы, написанные до и после самопотопления моллюска. Предваряет коллаж предисловие Дмитрия Быкова, который настолько изобретательно пытается доказать сверхчеловеческую природу Кормильцева, что и сам в конце пугается. Похоже, это попытка сообщить читателю, что Nautilus Pompilius был только эпизодом в жизни автора. Насколько это получилось, пусть каждый решает для себя сам.

«Хроники: том первый»

Боб Дилан