Том 2. Рим / После Рима

В послании II, 2 из двух его частей – литературной 1–140 и философской 141–216 – именно первая имеет симметрическое строение. Ее основная тема – отказ от поэзии; мотивы этого отказа сгруппированы симметрически: мотивы внелитературные субъективные (ради чего писать, если от этого нет ни выгоды, ни удовольствия ни себе, ни людям? – стк. 41–64), внелитературные объективные (можно ли писать в деловом шуме Рима? – стк. 65–86), литературные объективные (можно ли писать среди писательских склок и взаимовосхвалений? – стк. 87–105), литературные субъективные (ведь писательство – дело очень трудное, что видно хотя бы из того, как сложна работа поэта над словом, – стк. 106–125); симметрия подчеркнута двумя развернутыми притчами-иллюстрациями в начале и конце (стк. 26–40 о Лукулловом солдате; стк. 126–140 об аргосском сумасброде) и двумя неразвернутыми притчами в центре (стк. 81–84 об афинском рассеянном; стк. 87–89 о римских братьях-самохвалах).

Поиски композиционных прецедентов можно было бы продолжить дальше, за пределами творчества Горация, но это увело бы нас в сторону от задач настоящей работы. По-видимому, ближайшим образцом Горация была техника эллинистической ποικιλία; вспомним, что композиционный принцип Каллимаха характеризуется современным исследователем так: «Отныне черты, образующие ποικιλία в собственном смысле слова, в целенаправленном взаимодействии друг с другом должны образовать новую целостность: здесь определяющим является не внутренняя тектоника построения, но рациональная комбинация частей»132. Образцом такого единства воспринимаемой при чтении ποικιλία и восстанавливаемого при размышлении ὅλον и является «Поэтика» Горация. Во всяком случае, бесспорно, что композиционная традиция, к которой принадлежит «Поэтика», целиком восходит к собственно художественной, а не к дидактической литературе.

Таким образом, основные приемы композиционной симметрии были известны Горацию и применялись им задолго до сочинения «Поэтики». Впервые работая над произведением больших размеров, Гораций обратился к этим уже знакомым ему приемам и, последовательно применяя их, придал «Поэтике» ту симметрическую законченность и стройность, которую мы в ней находим.

5

До сих пор речь шла главным образом о выделении и расположении отдельных частей «Поэтики». Теперь следует рассмотреть, что придает единство этим частям и как раскрывается это единство по мере развертывания текста. Собственно, именно здесь должен заключаться ответ на вопрос, поставленный Купайуоло: в чем состоит истинная художественная цельность «Поэтики»?

Отвечая на этот вопрос, мы должны различать внешнее и внутреннее, формальное и содержательное единство произведения. Формальное единство достигается при помощи ряда приемов, которые заставляют читателя при чтении одного какого-либо отрывка помнить о его месте в структуре целого произведения. Содержательное единство является результатом соединения мыслей, образующих содержание произведения, в единую связную систему, в которой каждое понятие занимает строго определенное место и которая охватывает все произведение.

Мы начнем с выделения приемов, создающих формальное единство «Поэтики».

Прежде всего заметим, что разделы, из которых складываются три части «Поэтики», построены так, что перекликаются друг с другом или композицией, или содержанием. Из двух разделов первой части (рамка не в счет) первый (стк. 38–85) построен по схеме res – ordo – lexis – metra, а второй (стк. 86–118) – по схеме γένος – πάθος – ἦθος; заключением служит отрывок (стк. 119–135) об imitatio. Из двух разделов второй части (центр не в счет) первый (стк. 153–192) построен по схеме ἦθος – πάθος, а последний (стк. 225–274) по схеме res – lexis – metra; заключением отдела служит опять-таки отрывок (стк. 274–294) об imitatio. Сходство схем достаточно близко, чтобы топика второй части напоминала читателю о топике первой части. Третья часть, которая служит обобщением и выводом из первых двух частей, тоже построена так, чтобы напомнить читателю о каждой из них по отдельности: из двух ее разделов (рамка и центральный раздел не в счет) первый (стк. 309–322, 333–346 – об истоках и целях поэзии) сближается по содержанию с первой частью, а последний (стк. 379–407, 419–452 – о важности поэтического труда и о критике) сближается по содержанию со второй частью. В чем состоит эта близость, будет показано далее.