Том 2. Вторая книга рассказов

Изба освещалась только лампадой и свечой у Архангела, так что наступившие сумерки делали смутной фигуру Марины, прямо стоявшей перед иконами и изредка вдруг падавшей в бесшумном земном поклоне.

– Марина! – позвал ее тихо отец. Та, не отвечая, сделала заключительные поклоны и, подойдя ближе к вошедшим, сказала:

– Кого это ты привел?

– Павел!! – вдруг звонко воскликнула она, отступая.

– Что ты, Марина, Господь с тобою? Это – барин, Иосиф Григорьевич.

Марина стояла, вытянув вперед левую руку с висящею лестовкою.

– Зажги лампу, да свари нам грибов, я принес; барин с нами будет ужинать: достань новую чашку.

– Господи, Господи! – шептала Марина, проходя в другую половину.

– Что с нею? – спросил Иосиф, садясь в сумраке к окну, где видна была тускневшая заря за озером.

– Приняла вас за покойного мужа: схожи ведь вы. Вы на нее не сердитесь.

– Как она теперь, не тоскует?

– Крепится, молится. Спас Сам знает, как спасти ее!

Иосиф повторил:

– Спас нас спасет, как знает.

Марина вошла с лампой; она казалась не похудевшей, не побледневшей, но глаза ее больше прежнего блестели, вдруг потухая.

– Здравствуй, Марина, не узнала меня? – спросил Иосиф.

– Обозналась в темноте, – опуская глаза, сказала женщина.

Парфен вышел запрягать лошадь, Иосиф молча доедал похлебку, меж тем как Марина, положив ложку на стол, смотрела не мигая прямо на огонь лампы. Наконец гость спросил:

– Ну, как в Питере пожила?

– Я-то? Да что же? Что здесь, что там, не все ли равно, где Богу молиться?

– Так что уже не вернешься?

– Нет, вернусь, как только тятенька отпустят.

– Значит, не все равно.

– Да; пожалуй там спокойнее.

– Привыкаешь?

– Чего это? – перевела она глаза на спрашивающего.

– Забываешь? Марина воскликнула:

– Не любили вы, Иосиф Григорьевич, никогда, а то бы не пытали об этом! Как забыть? Как привыкнуть? Молишь Господа, только бы до смерти дотянуть.

Она отвратила свое лицо от гостя, тихо молвила:

– Не могу я смотреть на вас, – грех один.

– Отчего?

– Вылитый Павел: и взгляд, и голос! – И она поднялась с лавки и пошла, придерживаясь за стену. Лошадь была уже готова, и при восходящей августовской луне Иосиф вернулся домой, где беспокоились его долгим отсутствием. Екатерина Петровна сидела на крыльце в платке и крикнула, услышав, что стук колес остановился в тени деревьев у ворот:

– Иосиф Григорьевич, вы?

– Они самые, – отозвался Парфен.

– Что с вами? Куда вы пропали? Мы думали не весть Бог что.

– Целы и невредимы, – раздался из мрака снова голос Парфена.

Екатерина Петровна встретила Иосифа на дорожке и, взяв под руку, тесно прижалась, говоря:

– Что за причуда так пропадать? Можно подумать, что вы избегаете дом, меня…

– Простите, я просто, не заметив сам того, ушел слишком далеко и встретил Парфена, который и привез меня домой.

– Вы хотите есть, конечно, ужасно.

– Нет, благодарю вас, я ужинал у Парфена.

– Ну, выпейте, после дороги, это необходимо.

– Это можно.

Она поцеловала его на темном крыльце, шепча:

– Право, я даже соскучилась!

Екатерина Петровна была смутна за ужином, и когда они остались вдвоем, она опустила голову на руки, будто плача. Иосиф спросил, наливая сам себе водки:

– Что с тобою, Катя?

– Ничего, – из-за рук отозвалась она.

– Как ничего, когда ты плачешь! Тебя кто-нибудь обидел?

– Нет. Да разве вам это интересно?

– Значит, интересно, раз я спрашиваю.

Отняв руки, Екатерина Петровна промолвила твердо и спокойно:

– Я вам очень благодарна, Иосиф Григорьевич, за ваш благородный поступок, но имейте в виду, что еще не поздно и слово ваше вас отнюдь не связывает.

– Что вы говорите? Разве я соглашусь брать свои обещания назад?

– Бывает, что обещания не берутся назад, а возвращаются, – протянула Екатерина Петровна, глядя в сторону, и продолжала: – Я вас люблю, но ссорить вас с вашими родными и друзьями вовсе не желаю.

– С кем ссорить? Все старые химеры насчет Сони?

– Может быть, и не химеры, и не относительно одной Софьи Карловны.

– Да пойми же, что я хочу этого, и ты была не против; что же тут может быть препятствием?

– Во всяком случае мой совет не торопиться, а подождать осени, я думаю, еще можно ждать месяца три!

– Что это значит?

– Это значит, что до осени я могу еще считаться только невестою, не позоря себя.

Иосиф хотел подняться, но снова опустился и налил себе еще одну рюмку.

– И ты хотела позволить мне взять свое предложение назад? Вот пройдет пост и 16-го же будет наша свадьба!

Екатерина Петровна покраснела и, сказав: «жара какая!», расстегнула кофточку, Иосиф вылез из-за переддиванного стола и, сев рядом с невестой, обнял ее одной рукой, гладя другою по груди.

– Нужно будет вызвать тогда Соню, – сказала, смотря в сторону, женщина.

– Да, да, – рассеянно подтвердил Иосиф, все теснее прижимая ее к себе.

Екатерина Петровна, будто изнемогая, склонялась к нему, говоря:

– Вы – настоящий мужчина теперь, не дитя.

– А помните ваше требование а discretion? – вспомнил Иосиф.

– Оно уже выполнено, – в поцелуе прошептала Катя.

VIII