— Хорошо! — отвечал дон Грегорио с горечью, делая шаг назад. — Я удаляюсь, дон Тадео; десять лет мы сражались вместе и всем жертвовали для дела, которому вы нынче изменяете; пусть будет так… мы сумеем умереть за отечество, которое вы бросаете. Прощайте, дон Тадео, чилийский народ падет, но вы найдете вашу дочь и преклоните голову под проклятиями ваших братьев! Прощайте, не знаю вас более!
— Остановитесь! — отвечал дон Тадео. — Откажитесь от этих ужасных слов. Вы хотите? Хорошо! Я умру с вами! Поедем! Поедем!.. Дочь моя! Дочь моя! — прибавил он раздирающим душу голосом. — Прости мне!
— О! Я снова нахожу моего брата! — вскричал с радостью дон Грегорио, сжимая в объятиях дона Тадео. — Нет, с таким сподвижником Чили не может погибнуть.
— Дон Тадео! — вскричал Валентин. — Ступайте туда, куда призывает вас долг; клянусь, что мы возвратим вам дочь.
— Да, — сказал граф, пожимая руку, — хотя бы нам пришлось погибнуть!
Дон Грегорио не хотел провести ночь в лагере; каждый всадник взял к себе на лошадь пехотинца, и через час все они поскакали по дороге в Вальдивию.
— Дочь моя! Дочь моя! — закричал в последний раз дон Тадео.
— Мы ее спасем! — отвечали французы.
Скоро отряд чилийцев исчез в темноте. В лагере остались только Валентин, Луи, Курумилла, Жоан и Трангуаль Ланек.
— Бедный человек! — сказал со вздохом Валентин, смотря вслед дону Тадео. — Отдохнем несколько минут, — прибавил он, обращаясь к своим товарищам, — завтрашний день будет тяжел.
Пять авантюристов завернулись в свои плащи, легли у огня и заснули под защитой Цезаря, бдительного часового, который не даст напасть на себя врасплох.
Глава LXV
СОВЕТ
К полуночи началась гроза. Темнота была глубокая; время от времени ослепительная молния освещала пространство тем мимолетным блеском, который придает предметам фантастический вид. Деревья, потрясаемые ветром, который ревел с бешенством, сгибались как тростинки под напором бури; глухой звук грома смешивался с рокотом реки, разливавшейся по долине.
Небо походило на гигантский лист свинца, а дождь падал так сильно, что путешественники, несмотря на все свои усилия, не могли укрыться от него; их бивуачный огонь погас, и до рассвета они зябли под ураганом соединенных стихий, которые неистовствовали вокруг них.
К утру ураган несколько утих, и с восхождением солнца все исчезло. Тогда-то пять авантюристов могли заметить опустошения, причиненные ужасным наводнением. Деревья были переломаны, некоторые из них, вырванные с корнем бурей, валялись на земле. Луг превратился в широкое болото. Река, накануне еще столь спокойная, столь светлая, столь безвредная, все поглотила, катя грозные волны, покрывая траву и вырывая глубокие овраги.
Валентин обрадовался, что вечером расположил свой лагерь по склону горы, а не спустился в долину; если бы он поступил не так, может быть, он и его товарищи были бы поглощены бешеными волнами, когда река вышла из берегов.
Первой заботой путешественников было развести огонь, чтобы высушиться и приготовить обед, но сделать это на мокрой земле было невозможно. Поэтому Трангуаль Ланек отыскал сначала плоский и широкий камень, на который наложил сухих листьев и зажег их. Скоро столб яркого пламени поднялся к небу и оживил мужество закоченевших путешественников, которые приветствовали это пламя криком радости. Как только завтрак был окончен, они снова развеселились, забыли о страданиях ночи и вспоминали о прошлых бедствиях только затем, чтобы возбудить в себе мужество терпеливо переносить те бедствия, какие еще ожидали их.
Было семь часов утра. Присев возле костра, они курили молча; вдруг Валентин сказал:
— Напрасно мы отпустили дона Тадео.
— Почему же? — спросил Луи.
— Боже мой, мы были тогда под влиянием страшного впечатления и не подумали об одном, что мне пришло в голову теперь.
— О чем?
— А вот о чем: как только дон Тадео исполнит обязанности доброго гражданина, он, без сомнения, немедленно откажется от власти, которую ему вручили.
— Очевидно.
— Какое будет тогда у него самое сильное желание?
— Разумеется, желание отыскивать свою дочь, — с живостью сказал Луи.
— Или присоединиться к нам.
— Это одно и то же.
— Согласен; но тут перед ним явится непреодолимое препятствие, которое остановит его.
— Какое?
— Проводник, который мог бы проводить его к нам.
— Это правда! — вскричали все четверо с остолбенением.
— Как быть? — спросил Луи.
— К счастью, — продолжал Валентин, — еще не поздно поправить нашу забывчивость. Дону Тадео нужен человек, который был бы ему совершенно предан, знал бы вполне места, в каких мы намереваемся быть, и следовал бы за нами по следам как чуткая ищейка, не правда ли?
— Да, — сказал Трангуаль Ланек с утвердительным жестом.
— Этот человек Жоан! — продолжал Валентин.
— Это справедливо, — заметил индеец, — я буду проводником.
— Итак, Жоан оставит нас; я дам ему письмо, которое напишет Луи; в этом письме я уведомлю дона Тадео о поручении, за которое берется наш друг.
— Хорошо! — сказал Курумилла. — Наш друг думает обо всем; пусть дон Луи напишет письмо.