Члены собрания удалились, еще раз уверив дона Тадео в своей преданности. Король Мрака и дон Грегорио остались одни. Первый как будто преобразился. Воинственный пыл сиял в его взорах. Дон Грегорио смотрел на него с удивлением и уважением. Наконец, дон Тадео остановился перед ним и сказал:
— Брат, на этот раз надо победить или умереть; ты будешь возле меня в час битвы, приказание, которое я дал тебе, недостойно тебя; поэтому ты оставишь армию в нескольких милях отсюда; ты должен сражаться возле меня.
— Благодарю, — отвечал дон Грегорио с волнением, — благодарю!
— Тиран, против которого мы будем бороться еще раз, должен умереть.
— Он умрет!
— Выбери между Мрачными Сердцами десять решительных человек и вели им особенно преследовать Бустаменте… и ты и я будем руководить ими; пока Бустаменте жив, Чили будет в опасности, надо кончить.
— Положитесь на меня; но зачем вы подвергаете себя опасности, когда ваша жизнь так для нас драгоценна?
— О! — отвечал дон Тадео с энтузиазмом. — Что значит моя жизнь; дай только Бог, чтобы восторжествовала справедливость и пал человек, который хочет выдать нас варварам. Надо дать одно решительное сражение. Если мы будем принуждены вести партизанскую войну, мы погибли.
— Это правда.
— Чили узкая полоса земли, сжатая между морем и горами, что делает невозможною продолжительную партизанскую войну; поэтому нам надо победить с первого раза; иначе наш враг войдет в Сантьяго, который растворит ему свои ворота.
— Да, — заметил дон Грегорио, — вы хорошо видите суть дела.
— Я не поколеблюсь, если нужно, пожертвовать моею жизнью, чтобы остановить такое великое несчастие.
— Мы все имеем то же намерение.
— Знаю: ах, и забыл еще об одном… пошлите сейчас нарочного к губернатору провинции Кончепчьйон, чтобы он был настороже.
— Я сейчас это сделаю.
— Постойте, у нас есть под рукою человек, который может выполнить такое поручение.
— О ком вы говорите?
— О доне Рамоне Сандиасе.
— Гм! — сказал дон Грегорио, качая головой. — Это довольно жалкий человек… и я боюсь…
— Вы ошибаетесь; самая его ничтожность обеспечивает успех; никогда Бустаменте не подумает, чтобы мы дали такое серьезное поручение такому ничтожному человеку; он свободно проедет везде, где человек, известный своей энергией, может быть остановлен.
— Справедливо; этот план, по самой своей смелости, представляет большую возможность на успех.
— Итак, решено; вы пошлете сенатора.
— Признаюсь, я не знаю, где найти его.
— Ба! Ба! Такая важная особа не может потеряться. Дон Грегорио поклонился, улыбаясь, и молча вышел.
Глава LXIX
НЕПРИЯТНОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Вместо того, чтобы отдохнуть, как это было для него необходимо после таких передряг, дон Тадео, оставшись один, сел за стол и написал несколько приказов, которые немедленно разослал с эстафетами. Таковы души энергические; труд служит для них отдохновением.
Дон Тадео инстинктивно чувствовал, что если он предастся своим мыслям, они скоро поглотят его совсем и отнимут у него энергию, необходимую для того, чтобы поддерживать предпринятую им борьбу; поэтому он искал в неблагодарном труде средство избавиться от самого себя и быть готовым в назначенный час выйти на бой с ясным умом и твердым сердцем.
Несколько часов прошло таким образом. Дон Тадео отправил всех своих курьеров. Он встал и начал ходить большими шагами по комнате. Вдруг дверь растворилась, и вошел дон Рамон Сандиас. Сенатор походил на привидение, до того лицо его было бледно, а все черты вытянулись.
Достойный человек, вся жизнь которого прошла в беспрерывном наслаждении, и который до сих пор был осыпаем всеми дарами фортуны и никогда не чувствовал острого жала честолюбия, был обманут Бустаменте. В последний месяц жизнь его превратилась в ад; лицо, некогда румяное и полное, похудело и побледнело, а фигура начала принимать угловатые контуры скелета, так что когда сенатор нечаянно смотрел на себя в зеркало, ему становилось страшно: он спрашивал себя — узнают ли его родные и друзья в этом привидении того беззаботного жителя деревни, который оставил их месяц тому назад, будучи таким справным и румяным, чтобы гнаться.
Дон Тадео бросил пристальный взгляд на пришедшего и не мог удержаться от жеста сострадания при виде перемен, которые горе произвело в наружности сенатора. Дон Рамон смиренно поклонился ему. Дон Тадео отвечал на его поклон и указал ему на стул.
— Ну, дон Рамон! — сказал он ему дружеским голосом. — Вы еще наш?
— К несчастью так, ваше превосходительство, — отвечал сенатор глухим голосом.
— Что это значит, дон Рамон? — спросил Король Мрака, улыбаясь. — Разве вы сожалеете, что приехали в Вальдивию?
— О! Нет, — с живостью отвечал сенатор, — напротив; но с некоторого времени я сделался игрушкой таких ужасных обстоятельств, что постоянно опасаюсь, не случилось бы со мною еще какого-нибудь несчастия; невольно я все боюсь чего-то…
— Успокойтесь, дон Рамон, вы в безопасности, по крайней мере, теперь, — значительно прибавил он.
Это заставило сенатора призадуматься.
— Э? — сказал он задрожав. — Что вы хотите сказать, дон Тадео?