Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— Ничего страшного для вас; но вы знаете, случайности войны довольно опасны.

— Да, слишком опасны, я это знаю! Поэтому у меня только одно желание.

— Какое?

— Возвратиться к своему семейству. О! Если Господь изволит, чтобы я увидел еще раз мою очаровательную ферму в окрестностях Сантьяго, клянусь всем святым на свете, что я подам в отставку и вдали от дел и их обманчивых надежд, буду жить счастливо в своем семействе, предоставляя людям, более достойным, заботу спасать Чили.

— В этом желании нет ничего предосудительного, дон Рамон, — отвечал дон Тадео серьезным тоном, который заставил сенатора невольно затрепетать, — и если это зависит от меня, оно скоро исполнится, вы довольно потрудились в это последнее время, чтобы иметь право отдохнуть.

— Я не создан участвовать в междоусобных войнах; я из таких людей, которые годятся только для уединения; поэтому я охотно предоставляю другим бурную политическую жизнь, которая явно не по мне.

— Однако ж вы не всегда так думали.

— Увы, в этом-то и заключается причина всех моих бедствий; я плачу кровавыми слезами, когда думаю, что увлекся безумным честолюбием…

— Вы правы, — перебил дон Тадео, — однако ж я могу вам возвратить то, чего вы лишились, если вы хотите.

— О! Говорите! Говорите! И что бы ни пришлось мне сделать для этого…

— Хоть бы даже воротиться к окасам? — спросил лукаво дон Тадео.

Сенатор задрожал, лицо его помертвело еще более и он вскричал трепещущим голосом:

— О! Скорее умереть тысячу раз, нежели попасть в руки этих варваров!

— Но вы не можете на них очень пожаловаться, насколько мне известно.

— На них лично нет, но…

— Оставим это, — перебил дон Тадео, — вот чего я хочу от вас; слушайте внимательно.

— Я слушаю, ваше превосходительство, — отвечал сенатор, смиренно потупив голову.

Вошел дон Грегорио.

— Что случилось? — спросил дон Тадео.

— Пришел индеец, которого зовут Жоаном и который служил уже вам проводником; он говорит, что должен сообщить вам нечто важное.

— Пусть он войдет! Пусть он войдет! — вскричал дон Тадео, вставая и не занимаясь более сенатором.

Тот вздохнул свободно; он счел себя забытым и потихоньку хотел выскользнуть в дверь, в которую вышел дон Грегорио. Дон Тадео заметил это.

— Сенатор, — сказал он ему, — останьтесь, прошу вас; мы еще не кончили нашего разговора.

Дон Рамон, застигнутый на месте, напрасно искал извинения; он что-то бессвязно пролепетал и упал на стул с глубоким вздохом. В ту минуту отворилась дверь, и вошел Жоан. Дон Тадео подошел к нему.

— Что вас привело сюда? — спросил он с волнением. — Разве случилось что-нибудь новое? Говорите, говорите, друг мой.

— Когда я оставил белых, они приготовлялись отправиться по следам Антинагюэля.

— Да благословит Бог эти благородные сердца! — вскричал дон Тадео, подняв глаза к небу и набожно сложив руки.

— Отец мой был печален в ту ночь, когда расстался с нами; сердце его разрывалось, он ужасно страдал.

— О! Да! — прошептал Король Мрака.

— Перед отправлением дон Валентин, с волосами золотистыми, как зрелые колосья, почувствовал, что его сердце растрогалось при мысли о беспокойстве, которое вы, без сомнения, чувствовали; тогда он велел написать это письмо своему брату с глазами горлицы, а я взялся доставить его вам.

Говоря эти слова, Жоан вынул письмо, старательно спрятанное под перевязью на лбу, и подал его дону Тадео. Тот с живостью взял письмо и пробежал глазами.

— Благодарю, — сказал он, спрятав драгоценную бумагу на груди и ласково протянув руку воину, — благодарю, брат, вы человек с сердцем, ваша преданность возвратила мне все мое мужество; вы останетесь со мною и, когда настанет минута, проводите меня к моей дочери.

— Я это сделаю, отец мой может положиться на меня, — благородно отвечал индеец.

— Я вполне полагаюсь на вас, Жоан; не сегодня оценил я ваш благородный и прекрасный характер; останьтесь здесь, мы поговорим о наших друзьях; разговаривая о них, мы постараемся забыть горесть отсутствия.

— Я предан моему отцу как лошадь воину, — почтительно отвечал Жоан и, поклонившись дону Тадео, хотел уйти.

— Постойте на минуту, — сказал тот, хлопнув в ладоши.

Вошел слуга.

— Приказываю всем, — сказал дон Тадео повелительным тоном, — иметь величайшее внимание к этому воину, он друг мой, он свободен делать что хочет; не отказывайте ему ни в чем, чего бы он ни спросил… Теперь ступайте, друг мой, — прибавил он, обращаясь к Жоану.

Индейский воин вышел со слугой.

— Избранная натура! — сказал сам себе дон Тадео, задумавшись.

— О, да, — отвечал дон Рамон лицемерным голосом, — это очень достойный человек для дикаря!

Король Мрака опомнился при звуках этого голоса, который вывел его из задумчивости. Взгляд его упал на сенатора, о котором он забыл и который глядел на него с умилением.

— Ах! — сказал он. — Я было забыл о вас, дон Рамон.

Тот прикусил себе язык и раскаялся, но слишком поздно, в своем неуместном восклицании.

— Вы мне говорили, — продолжал дон Тадео, — что дорого заплатили бы за возможность быть на вашей ферме?

Сенатор утвердительно кивнул головой; он боялся скомпрометировать себя, выразив яснее свою мысль.